Жил в городе один чудной человек и каждый вечер ходил из дома на перекрёсток, часами стоял там и размышлял. Перекрёсток был самый обыкновенный и находился на окраине района, где человек родился и вырос, а дальше начинался уже другой район, где наш герой никогда не бывал. Так он мог часами простаивать на перекрёстке, наблюдая из-под очков, как, притормаживая, вязнут в воздухе автомобили, люди фланируют по тротуарам, перемещаясь с одной стороны на другую, но сам никуда не переходил. На том берегу он видел дома, тусклые копии однотипных построек, крутой изгиб улицы, убегающую в шёлковые сумерки запущенную городскими властями аллею. Незамысловатый вид этот расцветал в его душе обещанием новой жизни, чего-то непознанного и до поры недоступного. Новый мир звал и манил, но ни разу человек не пересилил себя…
Он жил самой что ни на есть бездарной и неприметной жизнью, и в её суете нередко забывал о своей мании, но каждый раз, оставшись тет-а-тет с прожигающими подкорку мыслями, сам не замечал, как оказывался на перекрёстке. К нему подходили менты, местные гопники и забулдыги — и отходили, ничего не добившись, только кривились и покручивали у виска. Со временем идея той стороны настолько овладела им, что он стал изучать местность по фотографиям в интернете и вскоре знал соседний район в мельчайших подробностях, кажется, он смог бы пройтись по нему с завязанными глазами, окажись там.
И однажды он действительно там оказался, хотя, конечно, не без помощи случая. Зимой, в канун праздников, он сильно набрался на корпоративе и влез в такси с кучкой нетрезвых коллег — а вылез, не доехав до дома пару кварталов. Едва оказавшись на улице, под неощутимым, бумажным, сухим снегопадом, он тут же понял, что это за место. Всё здесь было знакомо и вместе с тем волнующе необычно, как если бы он попал внутрь фильма. Несмотря на опьянение, он быстро сориентировался и поспешил по шуршащему тротуару в сторону дома. Ещё вчера казавшаяся недостижимой, мечта взяла его в тиски: мокрые картонные стены подступали всё ближе, асфальт вздыбливался под ногами, прохожие толкали локтями и матерились. И он катился по этой нарисованной улице, словно скомканный мусорный шарик, не ощущая ни подъёма, ни счастья, ничего из признаков сбывшейся мечты, только кружилась голова и немного подташнивало. Добравшись до дома, он рухнул в постель и уснул… А следующим вечером вновь стоял на привычном посту, озаряемый в полутьме то зелёным, то красным, то кратковременным жёлтым отсветом, пытаясь разглядеть свою вчерашнюю тень в призрачном чардаше недоступного ему черездорожного мира.
Годы шли. Человек обзавёлся семьёй, но по-прежнему приходил к своему перекрёстку, как к алтарю, часами стоя на перепутье, прогоняя чётки напряжённо связанных мыслей, сквозь проглоченные слёзы навсегда смирившись с тем фактом, что никогда не станет частью иной, новой жизни.
Но, как это нередко бывает, в один день всё внезапно переменилось. Он почувствовал это с утра, едва поднявшись с постели, и весь день носил в себе эту уверенность. Вечером, не заходя домой, он помчался на старое место — и там, не глядя по сторонам, ломанулся прямо через дорогу, едва не попав под колёса седана. Вряд ли он понимал, что происходит. Словно пуля, пущенная из зависевшегося на стене ружья, он пронзал область недостижимого. Преодолев перенаселённую вороньём аллею, выскочил на следующий перекрёсток — и, не сбавляя скорости, пересёк его. Он летел всё дальше и дальше, и воздух за спиной завивался вихрем, прохожие рассыпались в разные стороны и, разинув бездонные рты, таращились вслед. Его путь преграждали улицы, большие и малые, подобные бурным сверкающим рекам, готовые захватить его и снести с курса, но каждую он с блеском преодолевал, проскальзывая в сантиметрах перед мордами ревущих и визжащих машин. Так он и летел, покуда не упёрся в развязку — в огромного, вздымающего над землёй бетонные плечи Левиафана, гудящую бесконечным многоголосьем автомагистраль. И как бы он ни старался, сколько бы ни носился вдоль стен и опор, взобраться и преодолеть уподобившуюся Олимпу преграду не удавалось. Солнце уже давным-давно село, силы покидали его. Смирившись и опустив голову, он поплёлся домой. Никто теперь не замечал его, да он и сам чувствовал, как теряет телесность и плотность, — тянулся, как призрак, вдоль призрачных, утративших реальность построек, мимо висящих облачками деревьев, сквозь прозрачных порожних прохожих… Домой он вернулся за полночь. Дети спали, а жена ждала его, зябко кутаясь в домашний халат. Он ничего ей не объяснял, а она не спрашивала, глядела на него и не видела. Он лёг спать. А на следующий день город исчез.
7.01.2022