А. Житинский «Лестница»: что я не люблю в фантастике

Все мы в известной мере жертвы рекламы. И если кто-то добродушно поверил громким обещаниям белоснежной улыбки или чарующего, почти конского здоровья волос, то я по простоте душевной купился на рекламу непривычно редкую, литературную. Как же так получилось? Вот живет на свете такой персонаж – добрый и обаятельный писатель Дмитрий Львович Быков, который помимо написания толстых книжек, стихов, путаных постов в ЖЖ и газетных колонок, шалит еще и лекциями по литературе, не менее, надо сказать, увлекательными и вполне успешными в среде простого народа. В этих своих лекциях Быков активно разбирает творчество бронзовых классиков и вчерашних бронзовеющих современников, а также делится по требованию рекомендациями, частенько упоминая недлинный список книг, произведших на него неизгладимое впечатление и потому рекомендуемых всем страждущим. Вот именно из этого условного списка grata и взялась повесть А. Житинского «Лестница», именно из этих вдохновенно-усыпляющих речей Д. Быкова и всплыла эта доисторическая советская подводная лодка. Расписывать, в каких высоких тонах Быков рекомендует работу своего друга и товарища, думаю, не нужно – каждый, кто хоть раз слышал вышеназванные лекции, примерно представляет размах ораторской силы лектора Быкова. Скажу лишь только, что к прочтению этой книжки я подходил с тем особым ощущением душевного замирания, которое неизменно сопровождало меня во всех моих печальных знакомствах с неоцененными шедеврами прошлого (остро помню то же чувство при первом прочтении «Затворника и Шестипалого»). Однако, как это часто бывает, ожидание праздника оказалось ярче самого праздника. Вернее, праздника не получилось вовсе. Почему – попытаюсь объяснить в своей короткой рецензии.

А. Житинский «Лестница»: что я не люблю в фантастике

А. Житинский «Лестница»

Говоря о повести «Лестница», мне чрезвычайно сложно абстрагироваться от той оценки и тех пламенных любовных эпитетов, которыми наградил сие полузабытое произведение Дмитрий Быков, и очень сложно не вступить с ним в заочную полемику. Однако я постараюсь.

Суть истории проста, как пять копеек. В самом начале нам предъявляют главного героя: знакомьтесь, Владимир Пирошников – молодой человек приятной наружности и высоких амбиций, но без определенной профессии и места в жизни. Все, что необходимо нам знать про Владимира – что он с самого детства жил с навязчивой мыслью о собственном великом предназначении, однако шли годы, а юноша так и не смог разобраться, в чем же его великая миссия заключается. И вот после очередной залихватски веселой пьянки Владимир обнаруживает себя в незнакомом доме, в незнакомой квартире и спешит конской рысью убраться восвояси. Однако, покинув квартиру, выйти из подъезда не может – лестница водит его кругами. Этажи повторяются, словно склеенная кинопленка, в каком бы направлении он ни шел. В общем-то, вопросу побега из замкнутого экзистенциального круга и посвящена наша повесть. Наконец, вдоволь набегавшись по ступенькам, Пирошников решает вломиться кому-нибудь в гости (ну не на лестнице же торчать, в самом деле!) и попадает в типовую питерскую коммуналку, обитателям которой суждено стать нашими верными спутниками на протяжении всей истории. Коммуналка представляет собой три жилых комнаты, снабженных местами общего пользования: кухней, кладовой и ванной. В одной из комнат проживает героиня – юная и кроткая медсестричка Наденька, которая без лишних вопросов соглашается приютить у себя невесть откуда свалившегося доходягу. Быстро выясняется, что в ее жизни он уже не первый такой. Об этом охотно рассказывает ее бывший муж, вшивый интеллигент Георгий Романович, тоже побывавший в ловушке пресловутой лестницы, а нынче заглянувший в комнату забрать пожитки. Далее к Наденьке приезжает откуда-то из провинции дядя, понимающий, свой в доску мужик, заходит под вечер подруга Наташа, объявляется роковая скандалистка-соседка и, конечно, где-то на фоне постоянно шуршит вечная приживалка баба Нюра – словом, весь этот позднесоветский ансамбль начинает играть и бешено крутиться вокруг героя, который с четкой периодичностью предпринимает тщетные попытки тем или иным образом выбраться из квартиры. В общем-то, нам достаточно рано дают понять, что выбраться Владимир сможет, только сбросив старую кожу, эволюционировав и изменившись. Весь вопрос, как?

В повести «Лестница» удивительным образом собрано почти все, что мне решительно не нравится в современной фантастике: тусклый безынтересный герой, притянутое за уши и слабо увязанное с фабулой фантастическое допущение, щедро рассыпанные по тексту оригинальные авторские придумки, нужные, однако, лишь для того, чтобы создать внешний эффект, выдавить из читателя пресловутое «вау!»; постоянное затягивание и наворачивание интриги на пустом месте. Не смотря на вполне прозрачную и сильную метафору лестницы как бесцельного бега по кругу, меня не покидает ощущение, что фантастическое допущение пришито к сюжету белыми нитками. Разве не могла эта история случиться в иных, реальных и понятных всем обстоятельствах (домашнего ареста, ссылки или острой необходимости залечь на дно)? Могла, почему нет, только вряд ли имела бы хоть какой-то читательский интерес. Деинсталляция допущения, которое, по сути, является не более чем подпоркой или косметическим украшением, обнажает абсолютно беспомощный и банальный сюжет. Получается, что фантазия здесь работает не столько на раскрытие идеи (о ней ниже), сколько на маскировку дефектов топорной и прямолинейной фабулы. И все эти съезжающие в бездну авангардистские комнаты и каюты-кладовки выглядят столь же необязательно, как и центральная придумка с лестницей – сюжет существует автономно, сам по себе, и главное обстоятельство здесь отнюдь не в том, что Пирошников загнанно плутает по лестничным пролетам, а в том, что герой заперт в ограниченном пространстве квартиры, и лестница здесь лишь функция непреодолимого барьера.

Вообще, на протяжении всей истории автор, не стесняясь, использует подленькие приемчики из арсенала заштатной belles lettres. Например, всеми силами откладывает разговор о лестнице с обитателями коммуналки, старательно подсовывая нам пресные бытописания и скучные рассуждения; нагоняет туману – персонажи, окружающие героя, вполне посвящены в странные лестничные обстоятельства, однако всячески избегают о них говорить, а загнанный в ловушку герой не слишком-то и настаивает, ему и так хорошо; к тому же ни Георгий Романович, предыдущий пленник квартиры, ни его бывшая супруга Наденька, ни нынешняя любовница Лариса Павловна не могут раскрыть способ, которым мужчина выбрался из западни, а всё виляют вокруг да около (шутка ли, но вопрос так и останется подвешенным, ответа на него мы не получим). Словом, Житинский берет курс на продление интриги всеми доступными способами, и чем дольше мы бесцельно ждем, шатаясь по пролетам сюжета, тем сильнее укрепляемся во впечатлении, будто в финале приобщимся к чему-то значительному и грандиозному и обнаружим-таки вместе с героем тот пресловутый смысл жизни, ради которого человек великого потенциала свалился в яму экзистенциального кризиса.

И каково же будет наше разочарование, когда в финале повести какой-то потусторонний, практически божественный Голос выложит нашему герою на блюде откровения такой степени плоскости и банальности, что захочется просто выть от разочарования. «И вот ради этого был весь сыр-бор?! Серьезно? Вся эта беготня, трескотня и метания лишь ради того, чтобы парень, уставший искать себя в жизни, взял бабу с ребенком?» Вся великая тайна жизни по Житинскому есть ни что иное, как перепетый толстовский мотив о ценности ближнего и высшего счастья тихой семейной жизни. Вот уж поистине: замах был на рубль! Но ладно бы так, в иных обстоятельствах предложенный выход имеет за собою полное право, мы всё поймем, правда-правда, но автор идет еще дальше и зачем-то противопоставляет свой обывательский жизненный смысл таланту, пусть и нереализованному, находящемуся на уровне амбиций, но на секундочку – что, по-вашему, движет наши жизни вперед, если не пресловутые амбиции и жажда самореализации? Чем создано все то сложное, полезное и величественное, что окружает нас и отличает, в конечном итоге, от лохматых пещерных людей: талантом и пытливым фаустианским умом или сытой мещанской успокоенностью? Кажется, в «Лестнице» Житинский расписывается в своем полном неверии в человека, любопытно лишь, в каком духе внезапно обретший мудрость Пирошников будет воспитывать маленького Толика? В духе первичного звериного принципа «всё для потомства»? Ах, вот куда нас завела эволюция… Но лично я не верю в подобные стремительные превращения: метаморфоза героя, за два дня преобразившегося не в тюрьме и не в плену даже, а в ленинградском общежитии, выглядит для меня необъяснимо. Накормленный, обогретый, устроенный почти с комфортом, Пирошников был стеснен одной лишь невозможностью выйти на улицу – и вдруг такой переворот сознания! Невероятно.

Но даже не образ Пирошникова смущает меня больше всего. Забавно, но в то время как своего героя автор именует с подчеркнутой официозностью – Владимиром (не Володей, не Вовкой) или по фамилии, для героини у него всегда приготовлено нежное и инфантильно-любовное – Наденька. Ну, это уж героиня, я вам скажу! Немного лишь не дотягивает до аксеновской Тани Луниной, но, без сомнения, та еще штучка. И проблема даже не в том, что образ ее лежит где-то за пределами привычной морали, любопытно следить, с какой необъяснимой нежностью автор живописует эту возвышенную, кроткую, чистую девушку, мечту поэта, беззаветно кладущую собственную жизнь на алтарь спасения сирых и убогих, но оставившую своего ребенка на шее у бабки, беспардонно лгущую ему про уехавших на Северный полюс родителей, выскочившую замуж за нелюбимого, но удобно подвернувшегося под руку Георгия. И все это преподносится нам как образ девушки тяжелой трагической судьбы. Ах и ох! Только вот архетип этот, портрет кроткого спасителя-идеалиста уже обыгрывался в литературе не раз (отсылаю к Шукшину и «Метели» Сорокина), но вывод всегда оставался един: о каком спасении масс может идти речь, если спаситель не в состоянии позаботиться даже о ближнем? А в случае пустышки Наденьки – о собственном ребенке.

Очевидно, что оба героя «Лестницы» — Владимир и Наденька – скованы слабостью и безволием. Жизнь причиняет им страдания (хотя что эти два тепличных растения знают вообще о страданиях?), и оба упорно пытаются спрятаться: она – в заботе о людях, он – в загулах и самоутешении. Но ни лестница, ни божественный Голос не дадут им избавления, в это не верится – идея слепить семью из двух неудачников выглядит бесплодной попыткой спрятаться за спинами друг у друга.

Подводя итог, признаю, что я, без сомнения, сильно сгустил краски. Все не так безнадежно и не столь печально. Повесть «Лестница» — рядовое, заурядное, проходное произведение, каких сотни, обремененное хорошо понятными слабостями, но и не лишенное достоинств (к коим можно причислить и метафору лестницы, и прочие взлеты авторской фантазии). Проблема, да и сам повод для отзыва – лишь в глобальном диссонансе моих ощущений от прочтения книги с тем градом комплиментов и похвальбы, что так щедро рассыпал Дмитрий Быков. Однако это – тема уже совсем другого разговора.

Оценка: 5 из 10.

P.S.

В постскриптуме считаю необходимым сказать пару слов о том пресловутом расхождении мнений с писателем и лектором Д. Быковым, послужившем толчком к написанию столько грозной рецензии. Если не брать в расчет тривиальные суждения о субъективности вкусов и разнице восприятий, то у меня есть одна гипотеза, которая многое объясняет. Дело в том, что Дмитрий Быков, как он сам неоднократно признавался, многие книги прочел в очень еще юном возрасте, когда, будучи школьником, часто болел и пропускал занятия, и книги оставались для него фактически единственной формой развлечения и досуга, так что весьма вероятно, что и питерская «Лестница» была прочитана именно тогда, в начале восьмидесятых. И это очень многое объясняет. Ведь как мы знаем, книги, прочитанные рано, всегда откладываются и впечатываются в нашу память с особой, преувеличенной силой. А в некоторой степени и формируют наши взгляды и вкусы. Вы и сами легко вспомните эти свои первые книжки, как я до сих пор с трепетом вспоминаю двухтомник Желязны «Хроники Амбера». Однако восприятие книги неоформленным детским умом значительно отличается от восприятия того же текста в зрелом возрасте. И многие книги, ставшие для нас «тогда» откровением, шоком или прорывом, сейчас покажутся чем-то пошлым или наивно-смешным. Частенько это бьет именно по фантастике, которая с легкостью находит тропинку к детскому сердцу, но напора циничного взрослого взгляда не выдерживает совершенно. И вот кажется мне, что та же история приключилась с Дмитрием Быковым и повестью А. Житинского «Лестница». Культовость этой книги для Быкова заключается не в ее художественных достоинствах, весьма скромных на фоне конкурентов, а в том, что это своеобразный привет из детства, отблеск счастливого воспоминания, о котором ни физически, ни морально невозможно сказать дурного слова – поэтому и звучат слова торжественные. Я склонен понимать это так, хотя вполне возможно, что я не прав и чего-то сильно недопонимаю. Но если так – прошу разъяснить в комментариях.

А вообще, из всей этой истории для себя я вынес следующий вывод: прежде чем пользоваться рекомендациями какого-либо мэтра, а рекомендации всегда либо жутко банальны, либо в той же степени субъективны, попробуйте для начала почитать работы самого автора. И вы примерно поймете направление всего движения. На примере Житинского и Быкова я не могу не отметить заметного влияния первого на второго, на мой вкус – не самого благотворного. И, наверное, сделай я этот вывод раньше и будь чуть мудрее, подходил бы к прочтению «Лестницы» совершенно с иными ожиданиями, а там, глядишь, и впечатление сложилось бы немножко другое.

На этом все на сегодня. Как всегда с нетерпением жду ваших комментариев. До скорой встречи!

А. Житинский «Лестница»: что я не люблю в фантастике

3 комментария для “А. Житинский «Лестница»: что я не люблю в фантастике

  1. Замечательная рецензия, спасибо, прочитал с нескрываемым удовольствием!

    С вашего позволения размещу ссылку на своем канале

    t.me/WritersDigest

  2. Соглашусь с Вами насчёт «пустых» рецензий. Вот так слушаешь-слушаешь своего друга/подругу/неизвестно человека на сайте отзывов, открываешь книжку, а оказывается невероятный шлак. Может быть это просто эффект ожидания. Если б эту книгу не расхваливали так, она быть может и зашла бы, но...

  3. Елена, всё-таки Дмитрий Быков — это не совсем то же, что друг или неизвестный чел на сайте отзывов; тут есть реальный вариант, что в тексте и подтексте ДБ видит намного больше, чем я или кто-то другой (хотя, на мой взгляд, дело тут в просто дружеских отношениях с самим автором).

  4. Точно также пришёл к этой книге благодаря Дмитрию Львович. Начало меня восхитило, потом я уловил какие-то кафкианские нотки, было очень круто, а вот финал действительно разочаровал

  5. Посмотрел интересное интервью, его берет С. Лурье у ныне покойных Бориса Стругацкого и А. Житинского в 1992 году. Вспомнилась советская безысходность, бытовая в первую очередь. Житинский в интервью говорит, что не надеялся выбраться из окружающего его болота и пытался прижиться в нем, что собственно герой и делает. Книга в контексте того времени, я прочитал всего несколько страниц на короновирусном карантине, потом прочёл синопсис и понял, что не хочу читать эту историю дальше, в целом согласен с рецензией. Беспокоит одна мысль, что зная про советский застой мы, тем не менее, погружаемся в новую яму или уже погрузились...

  6. Денис, да, вы всё точно заметили. Тут просто Дмитрий Быков навёл шороху. А так, книжка вполне приличная, но, к сожалению, оставшаяся в своём времени.

    Меня больше поражают характеры неофициальной советской прозы. Что у Аксёнова, у Трифонова, у того же Житинского — очень странные, на современный взгляд, персонажи. Но неприятные, вот в чём закавыка.

  7. Я полностью согласен с К. Я именно так и воспринял когда-то «Лестницу»: восхитительное начало, кафкианское развитие сюжета и... неожиданный финал, после которого остаются недоумение и разочарование.

    Это было вскоре после выхода книги. Ее было не достать, люди давали друг другу почитать. Мне было тогда лет 20.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *


Пролистать наверх