Пишу книгу. Часть 2

Давненько я не писал ничего в блог. Некоторые, наверняка, уже могли решить, что всё – кончился автор: сел за роман, распух и аннигилировался. Но нет, хотя и не скрою, что увяз в этом болоте по шею. В общем, спешу ввести в курс событий. В конце мая прошлого года я объявил (а скорее – поделился, но такие вещи по природе своей звучат как громкое объявление), что пишу книгу. Впрочем, писать её я начал ещё в начале 2018-го, а поделился с вами исключительно для того, чтобы таким хитрым способом не дать самому себе тихонько и плавно съехать с этой затеи. Я не могу сказать, что когда-либо болезненно грезил о книге, спал и видел свою фамилию на корешках, всё это чепуха и в наш век издательских сервисов не стоит и выеденного яйца, у нас, как известно, нынче каждый второй – писатель, а каждый первый – видеоблогер, но как-то так получилось, что у меня с некоторых пор усилился интерес к одной острой социальной теме и с годами накопились небезынтересные наблюдения и соображения на этот счёт. Тема буллинга широко известна, как-то специально добывать материал не требовалось, им, к сожалению, обладают все, кто прошёл через горнила российской средней школы, и раз уж всё вроде как благоприятствовало будущему начинанию, я решил оформить своё высказывание в форме романа. Оглядываясь назад, могу сказать, что взялся за работу в общем спонтанно, лишь смутно представляя её действительный масштаб. И я уж не буду лишний раз вам трындеть, сколько времени забирает написание книги и т.д., об этом я уже неоднократно упоминал в предыдущих своих заметках. Так вот с тех пор пролетел уже год, а при точном подсчёте так все полтора, а я всё молчу, играю в партизана, и вы, конечно, могли бы подумать, что я всё бросил и ничего уже не будет. Но как бы не так. Радостная новость состоит в том, что книга уже написана, причём написана довольно давно – точку в последнем предложении я поставил где-то в январе сего года. Однако, как выясняется, написать книгу – это совсем не то же самое что закончить её. Поэтому вернее будет сказать, что я написал черновик, хоть черновик этот и занимал в первоначальном варианте триста пятьдесят страниц. Возможно, некоторые новички и энтузиасты этим бы и ограничились и принялись бы радостно бомбардировать издательства своей рукописью, но мы-то с вами знаем, что гений начинает там, где заканчивает посредственность. Итак, едва пробежав взглядом по первым страницам, я тогда же понял, что в таком презренном виде текст не годится даже на растопку дров и впереди меня ждёт долгая и болезненная редактура. Ею с тех пор и занят. Не буду вас обнадёживать, продвигаюсь я крайне медленно и пока лишь приблизился к символической отметке в одну четвёртую объёма, но и объём, зараза, как-то сам собою растёт – но я думаю, всё это на благо, на благо. Так что вряд ли эпопея завершится в этом году. А ведь там, дальше, ещё и муки издания! Но не будем забегать вперёд, о возможных вариантах публикации, об их плюсах и минусах поговорим в следующий раз.

В общем, по новостям это всё, а ниже для всех интересующихся я приготовил очередную порцию своих размышлений о писательстве и о тех сложностях, с которыми приходится сталкиваться в работе над книгой.

Новый взгляд

Вообще, главный апгрейд, который даёт продолжительная и серьёзная работа над книгой пишущему человеку, состоит в том, что напрочь стирается ужас перед сырым текстом. Да, тот самый первозданный авторский ужас, парализующий волю и пришибающий к полу, заставляющий ненавидеть и себя, и сам текст, а до кучи и всех сопричастных, начиная с Гомера и Пушкина, тот самый ужас, когда хочется не просто избавиться от написанного, чтобы ни одна живая душа не видела и не знала о твоём позоре, а заречься больше никогда не приближаться к бумаге и Ворду. Правда, если задуматься, в этом краснопёром ужасе нет ничего дурного, он лишь указывает на то, что у нас до сих пор есть глаза и чувство вкуса, помогающие отличать ничтожное от приличного, правда от дизморали это знание не защищает, и тут уж во всех смыслах ничего не попишешь. Так вот теперь, по прошествии года каждодневных заглядываний в бездну, вид недоделок уже не вызывает во мне  приступов жестокого самобичевания, а только геройский вздох из серии «ну-с, вот и очередная куча дерьма, которую предстоит раскидать». Зато после сотой или пятисотой кучи несомненно появляется ощущение, что выправить можно всё, а что нельзя – следует стереть и забыть.

В этой связи любопытно заметить, как с течением времени меняется то, что я про себя называю писательским зрением. Сейчас, сходу, очень сложно дать этому феномену развёрнутое и чёткое определение, но вы, надеюсь, понимаете, что писатель видит текст не совсем так, как обычный читатель. И даже не так, как автор неопытный и начинающий. Условность этого понятия кроется ещё и в том, что в процесс активно включается не только глаз, но и ухо – ведь очень важно, как текст звучит, как собрана фраза, как она инкрустирована в предложение, и есть ли в рассматриваемом отрывке нужная плавность. Изменения этой сенсорной системы тоже происходят в процессе работы над книгой.

Но и не только. Работа над книгой позволяет лучше понять себя как писателя. Пока мы не возьмёмся за какое-либо по-настоящему большое дело, мы не сможем здраво оценить, на что мы способны. Всё-таки масштаб личности определяется масштабом вопросов, и можно сколько угодно писать рассказы или, вот как я, статьи в блог, но это совершенно не даёт представления о том, какой вы писатель, где лежит область ваших интересов и каков потенциал способностей. Чтобы выяснить это, нужен вызов. Опыт масштабной работы, требующей включения всей вашей личности, а не проходящийся по верхам, даёт то ясное понимание себя творческого, которого многим так не хватает. И я даже не буду говорить, что в процессе большой работы сразу вылезают на поверхность все ваши слабости (вроде неумения строить сюжет, работать с диалогами или описывать природу), всё это становится очевидно уже на первых пятидесяти страницах, особенно если читать в параллель кого-нибудь из великих. Но речь даже не об этом. Важна здравая оценка самого себя не только по шкале мастерства, мастерство-то со временем прирастёт, это понятно, но и по направлению авторских способностей и интересов. Например, для меня уже давно очевидно, что я не обладаю даже десятой долей той фантазии, которой одарены некоторые современные жанровые писатели – те же Нил Гейман или Сергей Лукьяненко, ведь это ж просто звери какие-то! и соревноваться с ними в том, в чём они приближаются к гениальности, всё равно что попусту коптить небо. И это вопрос не поиска свободной ниши, а адекватного анализа собственных способностей. Конечно, я не буду сейчас говорить обо всём, что понял о себе благодаря будущей книге, скажу лишь только, что мне открылось со всей очевидностью, что область моих изысканий совсем не касается выдуманных миров и их выдуманных проблем, а находится в пространстве реальной жизни, несколько отстранённого осмысления её принципов и законов. Я считаю, что мы живём в очень интересное время, на самом пороге больших событий, и думать о сегодняшнем дне мне намного интереснее, чем выискивать причины Октябрьской революции или в очередной раз ворошить кости ГУЛАГа. Понимание того, кто ты и для чего ты пишешь, очень важно, особенно на начальном этапе. Это уже потом можно пускаться в эксперименты и движение от своего места силы, в рискованные исследования периферии своего творческого универсума, но прежде необходимо отыскать само начало координат, точку, в которой ты есть тот, кто ты есть. И как мне кажется, важность этого процесса недооценена даже многими профессиональными авторами. Тот же Дмитрий Быков, к примеру, долгое время носился где-то вокруг да около. Проза его выходила какой-то странной, излишне затянутой, переусложнённой, перегруженной метафизикой, но как только он сделал шаг к разумному сокращению объёма, как только взялся за лирику, тему сложной любви и болезненных взаимоотношений, тут же всё завертелось и засияло, появились лёгкость и нужная интонация, и последний на сегодняшний день роман «Июнь» вышел просто замечательным, за исключением разве что третьей части, и однозначно лучшим у автора.

Работа над книгой помогает понять про себя что-то новое. Для меня написание романа не сводится к простому изложению фактов в рамках сюжета, это в первую очередь осмысление конфликта, характеров действующих лиц и, что немаловажно, самого времени, в котором разворачиваются события. Думаю, все мы хотим, чтобы книги приносили в нашу жизнь что-то новое – новые мысли и озарения, новый опыт, который сами бы мы никогда не получили, некоторую толику волнительной новизны, затрагивающей чувства и дающей пищу для размышлений, а не грубое пережёвывание одних и тех же прописных истин в тысячный раз, однако чтобы всё сложилось именно так, пресловутое новое прежде всего должен открыть для себя сам автор, вытащить жемчуг из омутов той тематики и проблематики, которую он описывает и, я надеюсь, осмысливает. Поэтому мне кажется, что если автор, особенно молодой, написав книгу, не узнал о жизни и о себе что-то новое, значит он впустую потратил время. Ведь нам только кажется, что, черпая материал из жизни, мы автоматически воспроизводим и некую экзистенциальную жизненную мудрость. Но это не так, и как бы не был хорош исходный материал, сюжетная составляющая и осмысление проблематики – вопрос исключительно нашего личного опыта и той внутренней работы, которую автор проделывает над текстом. Не стоит заблуждаться, что мы надёжно спрятаны за сюжетом и персонажами, что нас не видно, – внимательному взгляду ничего не стоит разглядеть в тексте автора со всеми его установками, комплексами и зияющими дырами. Книга помогает понять, что ты представляешь собой не просто как автор, но и как человек. Вероятно, именно поэтому и невозможно стать большим автором в юном возрасте.

Новые сложности

Переходя от вопросов бытия и самоопределения к темам более прикладным и насущным, нельзя не отметить, что работа над книгой сопряжена с некими особыми трудностями и препонами, источники которых находятся за пределами самого текста. И хуже всего, что на борьбу со всем этим мелким прилипчивым злом сил уходит подчас не меньше, чем на саму работу над качеством текста. Как понимаете, речь о многочисленных отвлекающих факторах, коими переполнена жизнь современного человека, а также о поразительной способности нашего мозга прокрастинировать и находить тысячу и одну причину, лишь бы отложить самое важное на потом. В этой связи самым важным навыком современного писателя, да и вообще любого успешного человека, становится умение сосредоточиться на задаче. Я понимаю, что многие не привыкли напрягать внимание даже на работе, чего уж говорить о том, чтобы с головой погрузиться в процесс в свободное время да ещё и в прохладных домашних условиях. Ведь это там, на заводе, есть тупой и злобный начальник, который только и ждёт, чтобы устроить выволочку, есть дисциплина, есть заказчики со своими сроками и капризами, а дома ничего подобного нет, мобилизующие стимулы отсутствуют, и вообще на первых порах очень сложно убедить себя в том, что написание книги – это серьёзная и очень большая работа, а не безобидное хобби за полчаса перед сном. В условиях отсутствия внешнего контроля мозгу приходится брать на себя ещё и эти дополнительные функции, тем более что отвлекающих факторов хватает. Среди наших главных врагов, разумеется, браузер и телефон. О, какие это коварные твари! Стоит лишь на секунду отвлечься, полезть, скажем, куда-нибудь в Google за толкованием слова или в поисках синонима для замены, как мышка сама собою начинает открывать десятки каких-то вкладок, что-то там нажимать и скроллить, и вот уже минут через десять как будто вырезанных монтажёром из фильма обнаруживаешь себя перед монитором в полной прострации, листающим бесконечную ленту социальных сетей, проверяющим почту, просматривающим какой-нибудь интересный видос на YouTube или сохраняющим на винт мемасы с котиками. И уже напрочь забыто то слово и тот синоним, и нужно со скрипом и через силу закрывать все эти чудесные пёстрые вкладки и снова искать то самое место, на котором остановился, перечитывать кусок заново, ну и т.д. И, конечно, при таком рваном, дроблёном режиме мозгу приходится затрачивать массу ненужных усилий на постоянные перескоки между текстом и развлекалочками, в итоге – быстрое утомление при минимальном КПД, и ни о какой эффективности уже не идёт и речи. Если не ставить себе заградительные барьеры, в таком режиме можно просидеть целый день: да, просмотрев кучу «нужных» видосов и по сотне раз обновив все закладки, но не продвинуться в собственном тексте и на абзац. Поэтому жизнь диктует мне железное правило: во время работы держать браузер закрытым, а смартфон – вне зоны прямого доступа. Я знаю, насколько это тяжело и насколько тяжело писать, ни на что не отвлекаясь, но правда состоит в том, что все эти электронные глупости только тем и занимаются, что съедают наше продуктивное время. Я даже не хочу считать, сколько времени в день мы тратим на соцсети, приложения и сёрфинг в интернете, этих часов явно больше, чем остаётся на творчество. В конечном итоге после месяцев мучений у меня выработался оптимальный режим работы, и он удивительным образом совпадает со всем известным школьным распорядком: сорок минут – работа с полным погружением, десять-пятнадцать минут – перемена. Таких циклов может быть два или три подряд, если позволяет время, но иногда это единичный цикл в сорок минут, когда внешние обстоятельства не дают уделить тексту достаточно внимания. Что касается дней отдыха, то я пишу каждый день, а пропуски случаются по необходимости, когда приходится куда-нибудь ехать, в те края, где нет возможности заняться текстом.

Возможно даже, что именно эта несобранность и неумение организовать свою работу (вместе с отсутствием серьёзного отношения именно как к работе) создало мне на первых порах самые большие проблемы, расхлёбывать которые приходится до сих пор. Лишь намного позднее выяснилось, что в процессе написания черновика я жутко и непозволительно торопился: очень хотелось как можно скорее изложить факты и довести главу до конца, в то время как из поля зрения ускользали многочисленные нюансы и детали. И чего удивляться, что, когда дело дошло до редактирования, меня встретил общий слабый уровень написанного. В результате не оставалось ничего иного, как начинать правку каждой следующей главы с дописывания – вот причина, почему текст продолжает набирать объём, а сама редактура затягивается. Иными словами, допустив поблажку на этапе написания текста, я лишь перенёс часть работы на следующий этап и более позднее время. Отсюда логичный вывод – никаких поблажек и уж тем более никакой спешки, вся работа должна быть сделана и сделана хорошо, и неважно, сколько это займёт времени. Встречались отдельные абзацы, которые я дописывал, затем редактировал, а потом снова дописывал и редактировал больше недели, и до сих пор не уверен в их художественной цельности. Так что у меня плохие новости для всех любителей быстрого выхлопа – быстро в этом деле ничего не бывает.

На теперешнем этапе редактирования основные сложности для меня лежат, как ни странно, в области стиля. Вообще, для простоты понимания структуру романа можно рассмотреть как совокупность трёх основных составляющих: сюжетного каркаса, смысловой нагрузки и нарратива. Основная работа над сюжетным каркасом происходит на этапе подготовки, задолго до непосредственного написания, и дальше, по ходу пьесы, очень сложно что-либо перевернуть или кардинально исправить, одно изменение тянет за собой кавалькаду других и подразумевает те или иные масштабы переработки текста, поэтому можно сказать, что если сюжет изначально слаб, его, скорее всего, уже ничто не спасёт. Смысловая нагрузка имплицитно формируется на протяжении всех этапов, и намеренно повлиять на неё затруднительно, результат будет виден только на финише: мы либо раскроем скрытые механизмы и мораль истории, либо придётся надувать щёки и делать перед публикой многозначительный вид, говорить, что это-де притча, вы ничего не поняли, приплетать амбивалентность, подпускать тумана метафизики, корчить из себя Паоло Коэльо, ну и т.д., однако как-то форсировать процесс осмысления довольно сложно. Получается, что единственный пункт, на который мы можем непосредственно влиять нашими усилиями и вложенным временем – это нарратив, и авторский стиль как его непосредственная составляющая. Тем более что стиль сразу даёт в глазах читателей некий статус: все, как известно, любят и уважают стилистов. И вот тут для меня начинаются сложности. Лично я давно придерживаюсь той концепции, что чтение должно служить не только катализатором мозговой активности, но ещё и нести некоторое эстетическое удовольствие. ХХ век поставил под сомнение последний пункт, однако количество эстетически прекрасных текстов суммарно только растёт – возблагодарим за это славную индустрию книгоиздания. Однако известно, что красота требует жертв, и от желающего писать смачно и сочно, заворачивая языковые финты и помпезно позвякивая литаврами, требуется помимо некоторых очевидных способностей ещё и недюжинное старание. Стилистическая планка задрана сейчас так высоко, что в погоне за оригинальностью можно сойти с ума. Особенно когда читаешь почти подряд «Памяти памяти», «Июнь» и «Петровых в гриппе». И дело даже не в словарном запасе, а в том исключительном авторском слухе, разновидности авторского зрения, который у поэтов (а все авторы вышеперечисленных текстов поэты) особенно обострён. Проблема лишь в том, что наметившаяся гонка стилистов приобретает всё более странные формы, и те же Сальников и Степанова зачастую грузят образность сверх всякой меры, переходя за ту грань, где образность существует исключительно ради образности, а к каждой, даже самой незначительной детали прикрепляется первосортная метафора. Иногда закрадывается ощущение, что за всей этой изощрённой поэтической красотой нет никакой мысли, вернее, мысль, может, и есть, но её банальность старательно заштукатурена соответствующим жирным слоем поэтики. Понимая эту проблему, очень не хочется и самому свалиться в эту бесспорно занимательную и возвышенно-элитарную, но не слишком продуктивную игру слов; всё-таки я не сторонник примата формы над содержанием и склонен считать, что читатель выносит из текста в первую очередь мысли, а не средства выразительности. Кроме того, мне сложно избавиться от ощущения, что автор, напирающий на стилистику, как будто занят не диалогом с читателем, а некоторой самопрезентацией, и впечатление, которое он производит, волнует его намного больше, нежели всё остальное. Он как будто говорит: «Вот погляди, читатель, каков я! Перед тобой – БОЛЬШОЙ автор и БОЛЬШАЯ литература!» В то время как определять величину явления должны вообще-то абсолютно другие люди. Такой, обожающий стеклярус финтифлюшек и витиеватостей, автор напоминает маленькую морскую рыбку, раздувающуюся перед зрителями до состояния футбольного мячика, т.е. пытается казаться больше и значительнее, чем он есть. И, наверное, раз я и сам тянусь к этому источнику, значит и мне не чужды описанные недостатки.

Однако не стоит думать, что проблемы со стилистикой на этом же и заканчиваются. Хотим мы писать красиво или не хотим, литературная среда диктует нам свои правила. Взять хотя бы банальное – описание природы. Так вот, описание природы, скажу я вам, это ни что иное как самая натуральная средневековая, иезуитская, со всеми штучками, пытка. И не потому, что я не могу высунуться в окно и описать то, что там вижу. В начале XXI века недопустимо видеть как все; наверно, нужно обожраться запрещённых веществ и уж тогда высовываться, и видеть, и ярко, с подвыподвертом, описывать. Потому что сейчас уже нельзя написать что-то вроде: «Был хороший день. Светило солнце. Ветер гнал по голубому небу лёгкие перистые облака». Это невозможно! Немыслимо! Написать так – значит взять и расписаться в собственной творческой несостоятельности, неполноценности, если хотите, и уж точно – в отсутствии тонкой душевной организации и богатого внутреннего мира как атрибута интеллигенции, хотя, откровенно говоря, ничего криминального в этой простейшей житейской фразе нет. Но автор всегда обязан надувать щёки, так положено, это литературный bon ton. Умберто Эко уже говорил о подобном, рассуждая о постмодернизме и невозможности прямо признаться в любви. А посему писателям и всем, кто себя к таковым причисляет, приходится всячески изгаляться, прибегать к лирике, биться головою о стену, пытаясь всеми способами выжать из своей скудной башки хоть какой-то мало-мальски незадрипанный образ, хотя все мы по обе стороны бумаги отчётливо понимаем, что речь всего-навсего о хорошем дне, ярком солнце и перистых облаках. И так, уважаемые, во всём, не только в проклятых описаниях природы. По сути, моя долгая редактура только к тому и сводится – к дополнению каких-то деталей и к мучительным потугам выразить привычные вещи немного другими словами, на сантиметр не так, как их уже выразили до меня.

Ладно, пожалуй, пора закругляться, я и так серьёзно злоупотребил вашим вниманием. Надеюсь, мой личный опыт и мои рассуждения окажутся для вас хоть в чем-то полезны, надеюсь на скорейшее окончание своей книжной эпопеи и постараюсь держать вас в курсе событий. Следите за обновлениями блога, не забывайте оставлять комментарии. До скорой встречи!