О русском характере

К написанию этой статьи меня сподвиг роман «Санькя» русского писателя Захара Прилепина, а если говорить точнее – один его эпизод, в котором, аки в глади таёжного озера, я, кажется, разглядел суть явления, называемого русским характером. Я не берусь утверждать, что постиг его во всём его историческом величии и метафизической многогранности, да и кто я такой, чтобы взваливать на себя такие горы, но меня не отпускает ощущение, что благодаря Прилепину я зацепился за нечто исключительно важное и этим важным сегодня собираюсь с вами поделиться.

Заявляю сразу: я не политолог, не социолог и не философ, поэтому не обладаю должным набором специальных знаний и зубодробительной терминологией, чтобы пытаться создавать тут хотя бы видимость научного спича. Жанр моего высказывания – кухонная философия, так что делайте на это скидку и не забывайте – всё, прозвучавшее здесь, в сизом дыму и духоте нашей выдуманной кухни, остаётся здесь же, ни на йоту не сдвигает с оси земной шарик и обязано забываться на следующее же утро, как страшный алкоголический сон. Оставляю вас с этим пониманием и желаю приятного прочтения.

О русском характере

Пассионарии

Для полного погружения в наш сюжет настойчиво предлагаю вам прочитать главу номер четыре романа З. Прилепина «Санькя». Она небольшая и прекрасно понимается даже вне контекста всей книги, но, как первоисточник, чрезвычайно важна для нашего разговора. Её без труда можно найти в сети, в открытом доступе, например, на официальном сайте романа (прямая ссылка: «Санькя», глава 4).

Но так как я прекрасно осознаю, что прочитать тридцать страниц художественного текста для моего современника – задача по невыполнимости сопоставимая с полётом на Марс, то для всех ленивцев предоставляю краткий пересказ событий. И пусть вам будет стыдно, что читаете мой пересказ, а не книжки Прилепина.

Действие разворачивается в русской глубинке, в неназванном провинциальном городе, зимой. У героя по имени Саша умер отец. Вместе с матерью он организует похороны. Поминки решено провести в квартире, а тело предать земле в деревне, где живут отцовские родители, Сашины бабушка с дедушкой. Для этой цели Саша нанимает автобус. Однако деревня находится далеко, в непролазной глуши, куда по грунтовке можно проехать лишь летом, а зимой – либо на санях, либо на тракторе. Естественно, зная, что никто в здравом уме в такую дыру их не повезёт, Саша умалчивает перед водителем о конечной точке маршрута, говорит неопределённо – «В область, а дальше дорогу покажем». Проститься с умершим приходят его коллеги по институту, немногочисленные друзья и ученики, однако ехать на похороны в область никто не решается. Один лишь молодой парень Безлётов, ученик отца, одетый явно не для такой поездки (в пальто и зимние туфли на тонкой подошве), решается сопроводить учителя в последний путь, толком даже не зная, куда предстоит ехать. Гроб благополучно размещают в автобусе, Безлётов и мать героя вместе с набитыми съестным и горячительным сумками влезают в салон, Саша садится в кабину к водителю. Едут.

Дорога занимает значительное время, и водитель начинает интересоваться, далеко ли до нужной деревни. «Ещё одна, а следующая – наша», — отвечает Саша. Проезжают полузаброшенный глухой хутор, а после дорога неожиданно заканчивается – направление задаёт лишь засыпанная снегом колея, оставленная проходившим пару недель назад трактором. Водила, нервничая, ведёт автобус по колее. «Далеко ещё?», — спрашивает. «Недалеко», — отвечает Саша, хотя знает, что до его деревни по этому непролазному бездорожью ещё километров двадцать. По колее въезжают в лес, где становится ещё хуже. Автобус, надрываясь и ревя мотором, продирается по сугробам и на очередном бугре предсказуемо садится, зарываясь мордой в снег. Водила выскакивает из кабины и тут же оказывается по колено в снегу. «Дальше не проедем! Никак. Нужно в город поворачивать!» Но Саша и не думает никуда поворачивать. Говорит, что гроб с отцом до деревни на себе потащат. Водила психует и кричит, что малый сошёл с ума и что он не нанимался таскать гробы по лесу. Предлагает всем вместе вернуться в город, но Саша не слушает, он уже открыл люк и вытаскивает гроб наружу. Мать с Безлётовым, делать нечего, помогают ему. Вытащив гроб и едва не выронив из него усопшего, Саша со всей серьёзностью собирается в путь, он и одет тепло – в зимнюю куртку и сапоги на меху, в отличии от городского пижона Безлётова. Мать выбирается из автобуса, гружёная сумками. Автобус, двигаясь задом, выползает из сугроба и останавливается в отдалении. Водила, высунувшись из кабины, кидает им верёвку и уезжает. Саша и Безлётов обматывают гроб верёвкой, впрягаются в упряжь и, как бурлаки, волокут груз по сугробам. Мать идёт следом с сумками.

Какое-то бесконечное время они пробираются по лесу, утопая в снегу, падая и поднимаясь, перематывая верёвку, меняясь местами и снова исступлённо продвигаясь вперёд. Одетый не по погоде, Безлётов стучит зубами и не может выдавить ни слова. Темнеет. На одном из подъёмов силы покидают ребят, и они падают на свою ношу без сил. Мать пытается накормить их, даёт выпить водки, но и водка не согревает. Безлётов сидит уже вовсе в бессознательном состоянии и медленно окоченевает. Ясно, что нужно разводить костёр, нужно идти в деревню за помощью. Но преодолеть оставшееся расстояние в темноте, по лесу и непролазным сугробам не под силу уже никому. Троица, разместившись на крышке гроба, бессильно и тихо дожидается своей участи.

Однако всё заканчивается благополучно. Слышится какой-то шум, и внезапно из темноты появляется мужик на санях. Деревенский мужик этот хорошо знаком и Сашке, и его матери, он живёт с бабушкой по соседству. В деревне знали, что городские должны приехать на похороны, их ждали, но, просидев до глубокой ночи, справедливо решили, что из-за бездорожья  никто не приедет и хоронить будут в городе. Сосед уже лёг спать, но вдруг привиделся ему покойник. Сосед сразу подумал, что что-то стряслось, вскочил, запряг в сани лошадь и поехал навстречу. Так и спас их.

В этом эпизоде замечательным образом раскрывается вся суть явления, называемого в нашей культурной традиции русским характером. Ведь что, по сути своей, сделал герой Сашка? Он подверг реальной опасности не только собственное здоровье и жизнь, это уж личное дело каждого, но и жизнь матери, а также совершенно постороннего ему человека, и всё это – ради достижения некоторой бескомпромиссно важной для него цели (в нашем случае – похоронить отца в родной деревне). В мироощущении Саши цель эта настолько велика, что заслоняет всё остальное, герой, не раздумывая, готов отдать за неё и свою, и любую другую удачно подвернувшуюся под руку жизнь. А уж такие детали и мелочи, как чьё-то неудобство, или здоровье, или нежелание принимать участие в его миссии, героя если и интересуют, то в самую последнюю очередь. Итак, суть русского характера, в моём понимании, заключается в абсолютной нацеленности на главное при полном безразличии, если не сказать презрении, к сопутствующим деталям. Для русского характера существует только великая цель, и её необходимо достигнуть, и русскому характеру совершенно безразлично как, при каких обстоятельствах и какой ценой это будет сделано. В каких-то случаях подобная бескомпромиссность выливается в героизм, в других – в безрассудство, где-то даже в нечеловеческие преступления, но одно остаётся неизменным – центральное ядро характера с его устремлением к большому и важному.

Понимание этой архетипичной черты даёт нам ключ ко многим историческим событиям и характерам. Например, к победе в Великой Отечественной, которая ну никак не должна была состояться ввиду тотального превосходства противника по всем ключевым параметрам и фактору внезапности, и к личности товарища Сталина с его неповторимым стилем государственного управления. Но и не только, примеры при желании можно найти и сегодня… Сделать, достигнуть любой ценой, потерять здоровье, погибнуть, угробить всех вокруг, но осуществить нечто важное – вот, что значит русский характер.

Я не знаю, какие чувства рождаются в вашей душе от этих строк, но призываю вас не вспыхивать ни от гордости, ни от возмущения – просто потому, что обладателями описанных свойств являются далеко не все представители русского этноса. Более того, если взглянуть шире, примеры аналогичных подвигов мы найдём и в истории других народов. Те же средневековые европейцы легко срывались с насиженных мест и целыми армиями пускались в походы для освобождения гроба Господня, а также плыли наугад в полную неизвестность, надеясь отыскать альтернативный путь в Индию. Словом, тоже чего-то могли. Теперь же европейцы остепенились и в лоне своей либерально-технологической цивилизации находят другие точки приложения творческой энергии. Поэтому я не буду зацикливаться на русскости описываемого явления и для обозначения самой модели поведения использую понятие пассионарности, прекрасно, впрочем, сознавая, что её общепринятое толкование несколько отличается от нашего контекста. Но, как мне кажется,  слово «пассионарность» наиболее близко к тому, что мы пытаемся подчеркнуть и выразить, говоря о русском характере, поэтому я буду употреблять его, не стремясь накручивать на ровном месте лишних и никому ненужных конструкций.

Важной чертой в портрете пассионарного характера является слово «сверхусилие». Часто именно необходимость сверхусилия становится мерилом пассионарной цели. Ведь известно, что по-настоящему великие цели не достигаются пяткой левой ноги – только сверхусилие, максимальное напряжение всех ресурсов организма, а иногда и целой нации, способно сотворить нечто запоминающееся и грандиозное. Примечательно, что с проекцией этой модели мы сталкиваемся и в повседневности – в виде укоренившегося во многих организациях аврального режима работы, когда из-за отсутствия какого-либо планирования задание необходимо выполнить не сегодня, а вчера, и только знакомое нам сверхусилие ошалелых от ора начальства сотрудников позволяет хоть как-то выруливать кораблю, неминуемо несущемуся на скалы. Это лишь едва заметная частность, но и она подтверждает невесёлое наблюдение, что пассионарий нередко требует сверхусилия не только от себя, но и от окружающих.

Бюргеры

Но как всегда бывает в нашем мире, если один гордый пейзан нарезает грядки вдоль, его сосед будет нарезать поперёк – исключительно из чувства собственной важности и во славу идеям волюнтаризма и индивидуальности: иными словами, если существует одна модель поведения, обязательно появятся и другие. Пассионарной модели русского характера на современном этапе истории явно противопоставлена бюргерская модель характера западного. Хотя антитеза здесь скорее политическая, речь вряд ли идёт о разнице мировоззрений. Но почему именно бюргерская и почему западная? Во многом, конечно, из-за актуальной нынче противопоставленности всего русского всему заморскому, в особенности немецкому и англо-саксонскому (самое время вспомнить бессмертные и никуда не ушедшие споры славянофилов и западников), а ещё и потому просто, что высших формы своего развития бюргерская модель достигла именно в широтах западной цивилизации. Хотя понятно, что сведение обеих этих концепций к географическим координатам заведомо ложно.

Слово «бюргер» я откопал из пыльных загашников как наиболее близкое тому смыслу, который я собираюсь выразить. Оно, как и предыдущий термин «пассионарий», не выражает идею абсолютно точно (язык вообще штука приблизительная), и исторический плюмаж над ним разноцветен и буен, словно павлиний хвост, но даже его специфические коннотации неплохо ложатся в контекст. Единственным значительным недостатком здесь является то, что к «бюргеру» предательски и совсем неуместно липнет созвучное «бургер», и получается как-то двусмысленно, но если вам так будет удобно, можете называть эту модель «бургерной», хотя бы поразвлечётесь.

Бюргер – слово немецкое, и означает оно всего-навсего зажиточного горожанина, обычно представителя буржуазии. И в этом определении всё ровно так, как надо: и Германия здесь очень кстати, потому что именно немецкий подход к работе и производству, да и к жизни в целом, давно стал синонимом рациональности и гипертрофированного внимания к мелочам, а зажиточность и буржуазность отсылают к известному стремлению бюргеров к безопасности и комфорту, к добротным вещам, ну и к капиталу, дающему доступ ко всем вышеперечисленным благам.

Как вы уже поняли, под бюргерской моделью я понимаю первостепенное внимание к деталям, к потребностям отдельно взятого индивида, его безопасности и благополучию, принимаемым в качестве первостепенных задач даже в ущерб неким сверхцелям. Примером бюргерского мировоззрения в эпизоде романа «Санькя» стал водитель автобуса, который до последнего соблюдал джентельменское соглашение с заказчиком, но когда стало очевидно, что дальнейший путь в условиях безопасности невозможен, он тут же отказался от цели и предложил всем эвакуироваться в безопасное место, т.е. поехать обратно в город. Ну и понятно, что пассионарий Сашка и двое втянутых в его орбиту обывателей не могли пойти на такое решение, хотя рациональность была полностью на стороне водителя.

Бюргерская модель с присущим ей фокусом на деталях и частностях проявляется повсеместно, её влияние можно видеть везде – и на производстве, когда дизайну и эргономичности изделий уделяется всё больше внимания, и в общественной жизни, когда решаются проблемы некоторых малых и незначительных групп населения или отдельных граждан, и в прикладном искусстве. Понятно, что пассионариям с их эпическим размахом деяний дела нет до таких мелочей (если в них, конечно, не заложен сакральный смысл), но для бюргера, как мы знаем, важна каждая мелочь. И если пассионарность – во многом это модель идей, то бюргерство – модель вещей и нередко модель целесообразности. Однако я совершенно не желаю вводить вас в заблуждение и утверждать, что в каждом русском спит пассионарий, а каждый европеец – бюргер по факту рождения. Вовсе нет, в этом вопросе не существует никакой однородности и гомогенности, зато можно с удовольствием потрещать на досуге, какой след на почве нашего менталитета оставила та или иная модель.

Разумеется, всё многообразие моделей человеческого поведения не сводится к этим двум, я уверен, что существует и третья, и четвёртая, и даже пятая. Одну – потребительскую, по-настоящему «бургерную» – я могу назвать прямо сейчас. Но об её характерных особенностях предлагаю вам поразмышлять в одиночку.

Крестики-нолики

Ну а теперь, когда мы уже усвоили основные черты и пассионариев, и бюргеров, неплохо было бы сопоставить (и противопоставить) их в частностях. Различия здесь объёмны и хорошо заметны, и прослеживаются на примере целого ряда бинарных оппозиций.

Например, для меня очевидно, что пассионарная модель, подразумевающая достижение великих целей, в равной степени подразумевает и экспансию. Не обязательно территориальную, но, например, идеологическую или культурную (католический миссионер в Африке), в том числе экспансию в частную жизнь и в личное пространство. Пассионарий попросту не может существовать в каких-то строго отведённых рамках, его натура постоянно переплёскивает через край. Причина этого – в самом механизме постановки пассионарных целей. Во-первых, целью очевидно выбирается то, что ещё не воплощено в жизнь, а, во-вторых, масштаб цели прямо пропорционален тому разрыву, который намечен между сегодняшней, требующей преобразования, неполноценной реальностью и светлым будущим достигнутой сверхцели. Естественно, очень часто такие амбициозные цели идут вразрез с устоявшимся порядком вещей, взглядами и интересами окружающих. Но кто их, насекомых, слушает, правда? Пассионарий – это человек крайних и экстремальных состояний, именно в них раскрывается вся сила его характера. Быт и рутина обычно давят пассионария, ему сложно справляться с гнётом повседневности. Далее, хотим мы того или нет, за экспансивностью поведения нередко хвостом волочится милитаризм. Оружие уже само по себе – явление если не крайности, то определённо пограничных состояний, а достижение многих заветных вершин, суть сверхцелей, а особенно мотивация к этому окружающих, немыслима без оружия.

В противовес этому бюргерская модель, окружённая со всех сторон различного рода ценностями – и социальными (вроде прав и свобод, положения в обществе), и вполне материальными, будет страшиться любых крайних проявлений, могущих каким-то способом этим ценностям навредить. Естественно, в таком случае бюргер ратует за соблюдение любых общественных соглашений и в целом – за сохранение текущего устоявшегося порядка вещей и status quo.

Для меня видится очень любопытным тот факт, что тяга к экспансии нередко сочетается в пассионарной душе с традиционализмом, в то время как бюргер, стоящий на незыблемости утверждённого порядка, так же нередко во взглядах и деятельности склоняется к прогрессизму. И дело не в том, что пассионариям чужд прогресс, нет, но их средство достижения прогресса – революция, а у бюргера – скорее поступательное развитие и реформа. Корни обозначенного пассионарного парадокса уходят, как и положено ядрёному традиционализму, в почву, из которой пассионарии берут свои ценности. Мотивация к сверхцели может звучать не только в духе «сделать, как ещё не было», но также и – «сделать, как было раньше». И эта направленность в прошлое, архаичность, а местами и реваншизм, всецело подпитываются силой традиций, добавим сюда, что к плоти их и припасть проще – путь нам заботливо укажут родители, наставники или старшие товарищи, и усваиваются эти соки раньше. Пассионарий, ввиду своего экстремального образа жизни, может и не добраться до тех преклонных лет, когда жизненный опыт и знания дадут возможность выработать собственную оригинальную концепцию цели, поэтому неудивительно, что пассионарии зачастую вынуждены находиться в плену традиций либо чьих-то чужих идей.

И раз уж я упомянул о милитаризме в сцепке с пассионарностью, не лишним будет заметить, что задачей некоторых социальных институтов, и тут я имею в виду в первую голову армию, является намеренное формирование в собственных институционариях некоего подобия пассионарности. Ведь что такое армейская закалка, если не тщательно вытренированная способность игнорировать любые лишения, спать стоя, пить ветер и есть камни, и пожертвовать своей жизнью в случае необходимости – и всё это по приказу, подразумевающему беспрекословное ему подчинение. В общем, пока мы тут разводим мутную теорию, человечество давным-давно догадалось, какие люди необходимы для решения серьёзных задач, и занимается активной их подготовкой в специальных питомниках. Sad but true.

Оборотная сторона

Рассуждая о пограничных и экстремальных состояниях, являющихся как бы естественной средой обитания пассионариев, я невольно прихожу к мысли, что точки приложения пассионарности могут быть совершенно различны даже внутри одного общества, уж не говоря о земном шаре. И далеко не всегда бушующая энергия непокорного характера направлена на нечто доброе и полезное. Есть пассионарии, умирающие за систему и строй на войне, а есть те, которые умирают, чтобы эту систему разрушить. Но это слишком уж очевидно, здесь можно заглянуть и дальше. Являются ли, по-вашему, пассионариями представители преступного мира, идущие на свои преступления, сознавая риск загреметь всерьёз и надолго? Согласен, в случае с уголовниками велико влияние среды, но не свидетельствует ли неудержимая тяга к особому сорту приключений и к адреналинчику от преступания запретной черты в пользу пассионарности? По-моему, очень даже свидетельствует.

Но неверно было бы думать, что лишь горячие головы пускаются в криминал. Примеры незаконных действий и преступлений против человечности мы легко отыщем и в благополучном мире бюргеров. Но преступления их скорее будничны и не оформлены со вселенским пафосом. Почему-то тут вспоминается рассказ В. Сорокина «Утро снайпера», вот уж пример тихой бюргерской аморальности. Сорокин, конечно, это всегда гипербола, но преступления их такие и есть. Создающие оружие инженеры и конструкторы не слишком-то беспокоятся, сколько людей впоследствии будет из него же убито, изобретательский ум увлекает гармония формы и функции, моральная сторона тут, как правило, отсутствует. Аналогичным же образом огромный корпус самых передовых учёных работал на гитлеровский режим, и кто-то ведь придумывал и возводил все эти лагеря смерти, сочинял конструкции газовых камер и прочих смертоносных и хитроумных машин, примечательных образцов передовой инженерной мысли. Кто-то же всё это делал… Но не думайте, что бюргерские проступки остались в нафталиновом прошлом, преступность с интеллигентным лицом возможна и в наши дни, и сегодня совершенно необязательно штурмовать банки с автоматом наперевес – финансовое преступление можно совершить, буквально не выходя из дома, прямо с экрана ПК, и в этом тоже будет беспрецедентный триумф пытливого разума над непроходимыми на первый взгляд системами безопасности. И если Бог сыплет искры таланта не глядя, то и зло особо не церемонится с выбором своего носителя.

Вместо заключения

Какой из всего этого следует глобальный вывод? Да, в общем-то, никакого. Другое дело, какие выводы вы сделаете для себя лично.

И тут я совершенно не ставлю своей целью заклеймить одних или превознести других. Но я хотел бы, чтобы все мы со временем расстались с некоторыми назойливыми иллюзиями, сопровождающими в нашем сознании образы бюргеров и пассионариев. Да, далеко не всегда вдумчивая и скрупулёзная работа несёт человечеству благо. Да, одержимые великой идеей порой не гнушаются пожертвовать ради неё окружающими. Да, если присмотреться, мир полон дерьма, и к подобным сюрпризам неплохо бы быть готовыми.

Будьте бдительны, думайте своей головой и не читайте всякую чушь в интернете. До скорой встречи!

О русском характере

22 комментария для “О русском характере

  1. В политику и религии не полезу. Думаю просто.

    Во — первых, — противоречия никакого и нет, так как господин, — это тоже раб. Только старший. Или главный. Или самый, самый, самый главный раб. Из рабов. Господ-рабов. Неважно. Менталитет ведь, у них, у господ и рабов одинаков. «Из грязи в князи». И обратно. Метаморфозы известные. Нутро у всех одно. Поэтому, именно рабы и управляют рабами. И власть у них соответствующая. Рабовладельческая.

    Во — вторых, — именно рабы, орды рабов, в древнейшей и новейшей истории, и являются завоевателями, колонизаторами, агрессорами, насильниками, — сеющими смерть, ужасы и вопиющую, ВОПИЮЩУЮ!!!, человеческую несправедливость среди тысяч и миллионов мужчин, женщин, детей, стариков, отцов и матерей. Они и являлись создателями всевозможных рабовладельческих империй. Российская империя — не исключение.

    И во времена античности, были величайшие просвещеyные умы, такие как Луций Сенека, кто с отвращением относился к рабству, как к таковому. В принципе. Как к злу. В отличие, от Аристотеля, который, например, считал рабство общественным благом.

    Сенека относился к рабству как грандиозной общечеловеческой проблеме, расчеловечивающей общество. А были и простые люди, понимающие, что рабство — это позор и мерзость. Вспомним того спартанского мальчика, который разбил, разбежавшись, голову о стену. Когда его заставили выносить горшок с хозяйскими нечистотами. Прокричав: Я не раб!

    Все рабовладельческие империи, неизбежно разваливаются. Или развалились. ВСЕ!

    Рано или поздно. Исключений нет. Дело тут не в особенностях климата или национальной принадлежности. Дело в одном, принципиальном: допускается ли рабство в обществе или нет. Рабовладельческая модель управления или нет.

    В — третьих, психология и поведение Человека, как величайшего индивидуума на Земле, медленно, постепенно, но меняется. В сторону все более и более гуманного отношения к своим собратьям на Земле.

    Меняются в этом плане общества, целые страны. Пережив рабовладельчество, и изживая из себя бациллу рабства. Бациллу зла. Становясь все разумнее. Понимая, что все люди в стране, на Земле имеют такие же права как и они. Права просто жить по-человечески. Права просто жить достойно Человека. А не права твари, дрожать перед старшим рабом. Целые страны налаживают себе и своим гражданам достойную жизнь. Пережив страшные века человеконенавистничества. Изжив их из себя. Исторгнув.

    А мы?

  2. Алексей, ну что вы. Говорить, что господин и раб — это одно и то же... Римские патриции — они рабы, по-вашему? Или современные русские олигархи? Ну и говорить, что ментальность лишённого свободы и прав человека и людей, которые могут позволить себе всё на свете, одна и та же — ну такое себе, на мой вкус. Рабы и господа существуют в одной системе координат и связаны специфическими взаимоотношениями, но это совсем не одно и то же. И не всякий раб, вероятно, хочет стать господином, кто-то очевидно хочет стать просто свободным.

    Вы ещё сказали про допустимость рабовладельческой модели в обществе. Любопытно. А капиталистическая модель, где труд большинства поставлен средством обогащения меньшинства, — это что? По такой логике у нас весь мир прозябает в рабстве, только в одних странах работают по шестнадцать часов и за чашку риса, а в других по восемь и за соцпакет, или нет?

    Впрочем, я понимаю, к чему вы клоните, и даже представляю, откуда берутся подобные мысли. Чем сильнее гнут палку в одну сторону, тем сильнее она отпружинивает в другую, и в нашем случае патриотический вой о безоговорочном превосходстве рождает и противоположное мнение о генетическом рабстве. Но обе эти крайности, на мой взгляд, не имеют ничего общего с жизнью.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *


Пролистать наверх