Секс в литературе

Недавно поговорили про политику, теперь можно поговорить и про секс – разумеется, про секс в литературе. Наверное, я не ошибусь, если скажу, что именно эта горячая парочка порождает в публике больше всего сомнений и споров, и именно за подобные скользкие вещи писателю проще всего схлопотать тот или иной ярлык. И если политика по сю пору вызывает бурные вулканические процессы в обсуждениях книжных новинок, то к постельным сценам в худлите мы, кажется, уже более-менее привыкли.

Сегодня я озвучу свои предположения о том, нужен ли секс в литературе, а если и нужен, то зачем. В своих рассуждениях я буду исходить из простейшей дифференциации, предложенной мною в статье «О типах художественной литературы» и условно разделяющей книги на развлекательные и интеллектуальные. Уверен, каждый из этих типов требует особого независимого подхода, в том числе и в вопросе использования сцен неприкрытого эротического содержания.

В развлекательной прозе

Я не буду говорить о том, что в беллетристике существует какая-то общая традиция, четко регламентирующая присутствие в тексте постельных сцен. К счастью, такой традиции нет, и дело это сугубо индивидуальное. Нравится – пиши, не нравится – помалкивай и делай вид, что герои любуются бабочками. В поле развлекательной литературы нам известно множество примеров как одних, так и других крайностей, не буду забивать вам голову. Уместнее говорить, что до определенного времени в русской (на тот момент в советской) литературной парадигме откровенных описаний было на порядок меньше, чем в западной или американской. Нельзя сказать, что их не было вовсе, однако дефицит, что называется, ощущался. И возможно, именно вследствие этой зажатости и некой ханжеской косности данный вопрос до сих пор еще стоит перед нами – писать или не писать? В то время, как мы еще сомневаемся, самые популярные американские фантасты – Стивен Кинг и Дж. Мартин – вовсю живописуют сексуальные отношения в своих романах. И никто, кажется, этому не удивляется. Тема пола и половых отношений там стала обыденной. Поэтому обоснование собственной позиции для писателя – это своего рода выбор между советской и западной литературными традициями. И каждому начинающему автору в какой-то момент придется совершить свой выбор.

Что же касается моего взгляда, то я считаю, что в развлекательном чтиве секс должен присутствовать обязательно и всенепременно. Без него, уж простите, нынче никак. Если вы жаждете массового успеха ваших триллеров, боевиков или, упаси Господь, любовных романов, вам просто жизненно необходимо научиться изощренно, изобретательно и обязательно по-поэтически смачно расписывать постельные сцены. Почему? Да тут целый ворох весомых причин:

• Секс разнообразит повествование и фабулу. Согласитесь, драки, погони и перестрелки обязаны хоть изредка чем-то разбавляться. Ну не философскими же беседами, в самом деле?! Да и финальная победа героя будет не полной, если по ходу дела он не одолеет хотя бы одну строптивую героиню.
• Секс привлекает внимание и подстегивает интерес к чтению. Это вам скажет любой маркетолог. Вероятно, даже будет определенный процент читателей, которые добьют до конца вашу скучную книжку из одной лишь наивной надежды, что для них напоследок припасли что-нибудь сладенькое.
• Секс особенно привлекателен для юной аудитории. Ну а как вы хотели? Звучит цинично, но молодежь занимается сексом гораздо реже, чем о нем разговаривает. Что лишний раз подтверждает беспрецедентный интерес неоформленных умов к этой теме.
• Секс разрывает дистанцию между автором и публикой. Между прочим, весьма немаловажный момент. В развлекательной литературе читатель ни в коем случае не должен думать, что автор умнее и лучше него. Поэтому всякую дистанцию необходимо разрывать нещадно. Лучшее положение – закадычных друзей, затирающих за жизнь под кружечку пива. А раз так, то какой же кореш откажет себе в удовольствии живописать в подробностях, что и как у него было с той аппетитненькой фифочкой? Это уж как-то не по-человечески, правда.

А если вам и этого мало, подумайте на досуге, что отказываясь от постельных сцен, вы, возможно, теряете конкурентное преимущество перед другими, столь же робкими авторами вашего жанра. И пока одни скромничают и неуверенно мнутся в углах, довольствуясь малым, другие по-ковбойски берут от жизни свое: быка за рога, удачу за хвост, а Машку за ляжку. Think about it.

В интеллектуальной прозе

дело обстоит немного сложнее. А все из-за того, что в большой русской литературе секса практически не было. Если вдаваться в историю, то в отечественной прозе тема секса оставалась если не табуирована, то определенно задвигалась авторами как можно дальше, в самый неприглядный угол или в темный пыльный чулан. Объясняется это тем, что в русской литературной традиции вплоть до ХХ века существовало четкое и фактически непреодолимое разделение на высокое искусство, носителем которого, разумеется, стало дворянство, и народный фольклор. Разделение касалось не только языка изложения (вспомним ломоносовские штили), но в том числе и поднимаемых тем. И так получилось, что сексуально-эротическая тематика оказалась полностью вытеснена в устное народное творчество, а высокое искусство продолжило заниматься вопросами высокой трагичной любви. Конечно, тема роковых страстей и прочих любовных отношений у классиков Золотого века поднималась не единожды (у Пушкина – в «Евгении Онегине», «Руслане и Людмиле», у Толстого – в «Войне и мире» и «Анне Карениной», у Лермонтова – в «Демоне» и «Герое нашего времени», у Чехова в «Даме с собачкой», и так далее, и так далее, список можно продолжать бесконечно), но всякий раз писатели разрабатывали вопросы любви, упорно избегая секса, отодвигая описания самого процесса как нечто ненужное и неуместное. В ХХ веке ситуация начала меняться, но лавка гласности прикрылась быстро, после революции и установления советской власти на долгие годы почти единственной книгой, достаточно откровенно раскрывшей вопрос, оставался «Тихий Дон». Однако во времена Оттепели, когда советское общество уже невозможно было отгородить от влияния западной культуры и западной литературной традиции с ее утвержденной сексуальной революцией, тексты отечественных авторов начали обогащаться, в том числе, и описаниями секса (вспомним хотя бы шестидесятника В. Аксенова, его «Остров Крым» и «Ожог»).

Сегодня можно смело говорить о том, что никакого табу на описания секса в отечественной литературе нет, и каждый волен писать и описывать так, как посчитает нужным. Однако вопрос уместности до сих пор остается открытым. Начинающим авторам порою сложно решить – писать про секс или все-таки поостеречься. Обращаясь к опыту современников, мы увидим, что универсального рецепта не существует. У таких авторов как В. Аксенов и В. Сорокин откровенно много жеребятины, много описаний и просто упоминаний и самого процесса, и сопутствующих ему элементов; у других (С. Довлатов, М. Веллер) постельная тема практически отсутствует.

Я убежден, что в интеллектуальной прозе описания сексуальных отношений должны выполнять четко понятную для писателя функцию, преследовать некую цель, или, как минимум, служить средством художественной выразительности. Каковы же возможные цели?

Во-первых, раскрытие характера. Секс – важная часть человеческой жизни, и многие авторы считают необходимым показать героя и с этой стороны. Ведь инфантильная нерешительность или, наоборот, чрезмерное рвение или садизм могут многое сказать о характере персонажа. И автору грех этим не воспользоваться.

Во-вторых, метафорика. Сексуальный контакт в поле художественного текста может означать намного больше, чем просто физиологический акт. Это легко проследить на примере гомосексуальных контактов, через описания которых писатели доводят до публики свое отношение к рисуемым характерам или даже целым сферам современной действительности. Например, эпизод заснятого на видео гомосексуального акта миллионера Стёпы с Осликом Скарандаевым в пелевинских «Числах» или эпическая групповая оргия опричников в «Дне опричника» В. Сорокина, где метафора авторского отношения к такого рода государевым деятелям считывается предельно четко. Отдельно можно упомянуть сексуальные извращения или изнасилование в контексте сведения счетов. Мотив мести явно прослеживается в романе В. Аксенова «Ожог», где автор заставляет вполне реального садиста-следователя Чепцова, арестовывавшего его мать в Магадане в 1949 г. и проводившего обыск в их утлой крохотной комнатухе, насиловать на страницах романа приемную дочь.

В-третьих, это контраст. Эротические сцены нередко дополняются некими внешними элементами, которые значительно расширяют смысл происходящего. Примером такой контрастной сцены может служить эпизод соития Андрея Лучникова (главного героя романа В. Аксенова «Остров Крым») и молоденькой Кристины, происходящий в высокой живописной башне благополучного отцовского поместья. Секс происходит под странный аккомпанемент привезенной из СССР магнитофонной записи, где слышатся звуки автобуса, и какая-то полоумная бабка о чем-то безостановочно бубнит. Этим создается контраст двух миров – свободного демократического Крыма, где происходит секс с молодой привлекательной красоткой, и жестоковыйного полудикого Союза, наполненного шумом автобуса и нескончаемым бормотанием свихнувшейся старухи.

Таким образом, мы можем сделать вывод, что в серьезной интеллектуальной прозе описание сексуального контакта нередко может нести в себе дополнительный глубокий подтекст. Авторский замысел выходит здесь на первый план, и секс из рутинного физиологического акта становит одним из полноправно-значимых средств выразительности.

Пожалуй, на этом все на сегодня. Жду ваших мнений в комментариях. До скорой встречи!