Уже давно возникло у меня желание поговорить о различных литературных жанрах, проследить их истоки и генеалогию, разобрать основные элементы и лейтмотивы, и я даже сделал одну робкую и, кажется, не совсем удачную попытку в этом направлении (статья о «Магическом реализме» набрала много комментариев, но понята не была совершенно), однако я совсем не хочу пускаться во все тяжкие и занудно пересказывать и без того затасканные предыстории не интересных мне жанров, вроде фэнтези и детектива, а как раз этого-то, в первую очередь, от меня и ждут. Но нет. Сегодня я хотел бы поговорить о достаточно узком жанре современной фантастики – антиутопии, благо и повод у меня появился отменный – в недавно прочитанной работе А. Жолковского «Замятин, Оруэлл и Хворобьев: о снах нового типа» приводится замечательная архетипичная схема построения сюжета антиутопии. Именно с ней я и предлагаю познакомиться.
Антиутопия
Для начала проговорим для самых маленьких, что же это за дикий зверь – таинственная антиутопия.
Антиутопия – это литературное произведение о воображаемом будущем, представляющее собой критическое описание общества утопического типа.
Как понятно из определения, антиутопия в классическом понимании противопоставлена жанру утопии (описывающему устройство идеального общества) и доводит до читателя обратную сторону, проблемы, а зачастую и ужасы утопического мироустройства. Иногда к антиутопии ошибочно приплетают разнокалиберные постапокалиптические боевики о жестоком мире будущего, существующие на границах научной или социальной фантастики и киберпанка. Лично я такое отнесение считаю неоправданным и вижу здесь чье-то навязчивое желание запихнуть проходную жанровую беллетристику под красивую вывеску антиутопии, как это модно нынче делать с другим насильственно распиаренным жанром – магическим реализмом, куда оголтелая публика вписывает всех, до кого может дотянуться, включая Грина, Гоголя и Булгакова. Смежными понятиями, распространенными в западной литературной традиции, являются дистопия (искаженная, неправильная утопия) и какотопия («страна зла»), однако сегодня я предлагаю поговорить исключительно о классических антиутопиях.
Свою работу «Замятин, Оруэлл и Хворобьев: о снах нового типа» А. Жолковский строит на анализе следующих классических антиутопий: Е. Замятин «Мы», О. Хаксли «О дивный новый мир», В. Набоков «Приглашение на казнь», Дж. Оруэлл «1984», Р. Брэдбери «451° по Фаренгейту», Э. Бёрджесс «Механический апельсин». Примерно этот набор я и предлагаю принять за образец или ядро жанра, и не распыляться на разного рода смежные постапокалиптические и киберпанковые поделки. Главной темой статьи Жолковский берет разбор литературного сна в сопряжении с жанром антиутопии, но нас будет интересовать, главным образом, выведенная им схема построения антиутопической истории.
Архетипичная схема антиутопии по А. Жолковскому
Жанр антиутопии стал логичным ответом сначала на труды таких идеологов утопических обществ как Платон, Томас Мор, Ш. Фурье, Н. Чернышевский, К. Маркс и В. Ленин, а потом и на активное воплощение их в жизнь, вылившееся в ХХ веке в широкую мировую практику тоталитарного социализма. Антиутопия несет в себе чувство глубокого разочарования красивой идеей идеального общества, построенного на рационалистическом отрицании бога, борьбе с противоречивостью человеческой природы и свободой воли. Жанр антиутопии проводит критику утопического устоя, хладнокровно обнажая его изнанку – и те опасности, которые несомненно ждут личность внутри него. Следует понимать, что организация утопического общества неизменно строится на единомыслии всех его членов, упразднении личного пространства (privacy) и пресечении всяких попыток уклонения от централизованного контроля. Установление тотального контроля со стороны государства подразумевает полное подавление любых проявлений, выходящих за границы установленной системы (будь то перемещение, чтение или дискуссия, изучение внеофициальной истории и предшествующей культуры, любовь и даже сны). Понятно, что такая диктатура социального «сверх-я» приводит не к гармонии, а к расщеплению отдельной личности.
В центре повествования находится Герой – как правило, мужчина, интеллектуальный функционер существующего режима (инженер-строитель «Интеграла» у Замятина, специалисты по гипнопедии и поэтической технологии пропаганды у Хаксли, работник Министерства Правды у Оруэлла, пожарник, сжигающий запрещенные книги, у Брэдбери), а сам сюжет чаще всего оформляется в виде квеста, отражающего внутренние искания Героя. Квест – это не столько поиск истины и выхода из утопического зазеркалья, сколько поиск себя и своего места в мире, и как мы увидим в дальнейшем, выбор, очевидный для читателя, не всегда очевиден для Героя. История развивается через конфликт, сторонами в котором, по сути, выступают индивидуалистическое человеческое начало и тотальная система утопии, представленные на персональном уровне уже известным нам Героем, рядовым винтиком тоталитарного механизма, и Инквизитором, представителем истеблишмента, правящей верхушки. Конфликт усугубляется внутренними противоречиями каждого из персонажей. Не смотря на нетривиальный интеллект и здравомыслие, Герой находится в навязанной обществом роли Ребенка, система диктует ему образ мысли и действия, определяет его распорядок, досуг и даже планы на жизнь; однако стимулируемая режимом детскость имеет и важные побочные эффекты – например, присущие детям непослушание, спонтанность, близость к природе. Именно пробуждение этих качеств и делает возможным начало истории. И чем дальше Герой движется по квесту, тем отчетливее они проявляются. Любопытно, что Герой несет в себе также черты Старика и Больного: слабости, зависимости от государства, неполноценности. Дополнить архетипичный набор призвана женская ипостась, которая оформляется в виде отдельного персонажа – Героини, чья естественная и свободная связь с Героем также становится вызовом режиму. В общем-то, и прочие ипостаси протагониста (Ребенок, Старик и Больной) могут быть выведены в виде самостоятельных персонажей.
Герою противостоит двойственная фигура Инквизитора. С одной стороны, он вынужденно декларирует плоские наивно-благодетельные идеи режима, с другой – знает реальную картину вещей, изнанку идеального общества и пользуется всем тем скрытым и не слишком гуманным инструментарием, который обеспечивает этому обществу и режиму требуемую незыблемую стойкость. Иногда из фигуры Инквизитора может быть выделена фигура Провокатора – персонажа, не пользующегося высоким положением, зато изощренно оправдывающего и обосновывающего сложившийся порядок вещей. На службе Инквизитора находится мощный и передовой Аппарат Принуждения, который складывается из средств принуждения и средств пропаганды – в общем-то, это и есть те стальные жестоковыйные подпорки общества вечного счастья, что стремились обнажить авторы антиутопий. Местопребыванием Инквизитора, как правило, является Учреждение, где в качестве работника, пациента или заключенного на каком-то этапе сюжета оказывает и Герой.
Сам Герой обычно обитает в некоем полуобщественном помещении, насквозь просматриваемом высокосложной техникой, полицией или осведомителями. Но по ходу сюжета он неизменно оказывается в Старом Доме, месте, каким-то чудом сохранившимся со старых доутопичных времен и поддерживающим связь с внешним миром. Визит в Старый Дом имеет важное семиотическое значение, его можно понимать, как обращение Героя к собственному подсознанию, к его древним структурам, активно выдавливаемым на периферию средствами господствующего режима. Часто именно в Старом Доме происходит знакомство Героя с образцами ушедшей культуры, в частности с Книгой. Книга также становится важным элементом сюжета, потому что чтение или писание Книги (естественно, сокрытое от властей) нередко становится сюжетной основой романа (пожарник Гай Монтэг из «451° по Фаренгейту» спасает книги в собственном доме). Но согласно принципу оппозиции, когда каждому элементу или смыслу старого мира противопоставлено что-то из мира нового, в противовес Книге вводятся многочисленные безликие средства промывания мозгов.
Очень любопытно проследить место сновидений в сюжете антиутопий. С одной стороны, национализация и идеологизация сновидений, установка не только на определенный, утвержденный режимом образ мышления, но и на правильные сны (у Оруэлла причиной ареста часто оказываются слова, произнесенные во сне), вмешательство извне в индивидуальную психическую деятельность представляет собой один из главных кошмаров антиутопии. Например, у О. Хаксли будущие граждане подвергаются гипнопедии еще в инкубационных конвейерах, чем обеспечивается полное довольство членов каждой касты своим положением. Там же находит широкое применение и препарат «Сома», принимаемый в любых затруднительных ситуациях и обеспечивающий для индивида приятное путешествие в мир сладких грез. С другой, сны нередко оказываются последним пристанищем Героя, ниточкой, связывающей его с запретным миром иррационального, а значит, неподконтрольного тоталитарной системе.
На заключительном этапе сюжета местопребыванием Героя часто становится Постель. Характерно, что именно у Постели (часто в больнице или тюрьме) и происходит финальная конфронтация с Инквизитором, вправляющим несознательному винтику мозги. Кончается антиутопия, как правило, поражением или обратной метаморфозой преображенного Героя. Так герой Замятина Д-503, инженер «Интеграла», соглашается на операцию, а Уинстон Смит из «1984» проникается искренней любовью к Старшему Брату.
Список элементов, характерных для антиутопии:
- Герой
- Героиня
- Инквизитор
- Аппарат Принуждения
- Учреждение
- Старый Дом
- Книга
- Постель
Послесловие
В заключении хочется немного порассуждать о культурно-исторической логике, о том попросту, что жанр антиутопии возник совсем не случайно. И дело даже не в создании естественной оппозиции утопическим идеалам Платона, Т. Мора и К. Маркса. В появлении жанра антиутопии (Е. Замятин «Мы», 1924) мы можем разглядеть первые признаки, неявные черточки зарождающейся философии постмодернизма, построенного на опровержении и критике положений модерна. Примечательно, что одним из наиболее важных постулатов постмодернизма как раз и является категорическое неприятие любого рода тотальностей, противопоставление тяжеловесному и неуклюжему общему набора агрессивных частностей. Мы можем видеть это в разных примерах: генеалогический подход Фуко критикует метанарратив в истории, повсеместным становится понятие дискурса, и для нас нынешних совершенно очевидно, что люди религиозной среды (и, соответственно, религиозного дискурса) говорят, воспринимают и мыслят совершенно отлично от людей, например, дискурса научного, коммунистического или либерального. В новом веке тотальность оказывается повержена, и не последнюю роль в этом сыграли гениальные романы-антиутопии. Но что же дальше? В этом плане весьма любопытным является роман В. Сорокина «Теллурия», существующий на грани утопии и антиутопии и строящий мир как совокупность разных, совсем не похожих друг на друга концепций. Мир «Теллурии» — по сути, мир победившей антиутопии, мир, критически разделенный, в котором, тем не менее, автор видит гармонию. Мир, свободный от тотальности, где каждый находит себе место согласно роду, племени, взглядам и даже сексуальной ориентации, представляется автору наиболее близким к индивидуальному личному счастью. Поэтому мне кажется, что пока нерушима бинарная оппозиция общего и частного, жанры утопии и антиутопии, а также их сплавы и вариации продолжат существовать, а значит, новые писатели и новые мыслители продолжат строить новые и разрушать чьи-то старые, отжившие концепции. А мы будем с интересом за этим следить.
На этом все на сегодня. Как всегда с нетерпением жду ваших отзывов в комментариях. До скорой встречи!
Приветствую автора!
Долго не решался написать, однако с одной стороны накипело, с другой — хочу окончательно выяснить для личного понимания некоторые вопросы.
Вначале не по сути. Очень понравилась статья про «магический реализм». Не понимаю, правда, что там непонятного. Вполне недвусмысленное и конкретное толкование термина. Тут вопросы могут возникнуть только о рациональности применения широкого термина к узкому направлению. Однако, для себя этот вопрос решил тем, что в уме добавил туда большинство народных сказок, которые и были сделаны в рамках мифологического коллективного сознания и где мистическое мистическим не является, но часть жизни.
Теперь по сути. Если не секрет, вы являетесь ненавистником социалистического строя и соответственно страны, правопреемницей которой (и де-юре не развалившейся, но де-факто имеем, что имеем) является современная Россия? Не поймите неправильно, это касается вопросов ожидания объективности и субъективности в данных вопросах. Потому, что вижу в ваших четкую струну и крен во мнении. А дальше брюзжание.
— строй-то социалистический не был тоталитарным. Была диктатура пролетариата. Это несколько иное по сути. Более того, идеи, которые продвигались с самого начала (не секрет, например, что впервые в мире юридически закреплено равенство полов было сразу после обретения власти советами и подобных примеров очень много) намного опережали свое время, как и мысли упомянутых утопистов. А сейчас мы имеем более дикий строй (без негативного контекста) где, возможно и нет тоталитаризма в явном виде, но есть диктатура капитала, которая рождает более уродливые явления. А это намного хуже, т.к. без явного врага простым людям непонятно с кем бороться, и определять того, кто является угнетателем.
— данный постулат вероятно лежит в основе коммунистических идей, но если и так, то несколько в другом контексте. Борьба с противоречивостью природы не означает её физическое устранение, но в соответствии с Гегелевской диалектикой в этой борьбе происходит развитие человека, его личностных и духовных качеств. Любое развитие — это борьба противоположностей, что нам доказывает вся история не только человека, но живой природы.
— разные течения философской мысли относятся совершенно по-разному к данной проблеме и напрямую не связаны с идеями вышеупомянутых авторов в философии.
Данное было написано из-за того, что в контексте текста проводится параллель, больше похожая на намек, между «тоталитарным социализмом» и антиутопическими идеями, в то время как последние существуют отдельно и не связанны с реально действующими и существовавшими политическими реалиями. С одной стороны, в силу гротескности и сгущению в антиутопическом жанре, с другой — из-за универсальности понятий. Этот жанр прекрасен в том, что как минимум позволяет людям критически задуматься.
— утопическая система не предполагает контроль личности, поэтому они и являются утопическими.
Хочется отметить, что в становлении человека как личности большую роль играет его окружение. То, в котором он родился и вырос. Из которого впитал мировоззрение во всем его внутреннем многообразии. Поэтому, зачастую, у иностранных авторов (даже тех, кто высмеивает другие социальные строи) проявляются родимые пятна их собственных систем. Целясь в других, они попадают при внимательном рассмотрении в себя. Рассказывая о негативной стороне утопизма, они интуитивно чувствую пороки собственного общества и окружающего их мира.
— я бы побоялся столь смелых высказываний, без четкой терминологической договоренности. Вспомним Франкфуртскую школу, исходя из которой, тенденции в движении современного общества напрямую ведут к тоталитаризму. Культ личности (разве не культ личности также и фанатизм в современной поп культуре?) дополнил культ потребления и культ предмета. Антиутопические идеи о стирании личного пространства намного эффективнее реализуются через тотальную слежку капиталистических корпораций, напрямую работающих с властями. И что характерно под самыми благонамеренными предлогами, уже не скрывая этого. Идеи о размывании «Я» и подменой его «Сверх-Я» прекрасно иллюстрируется соцсетями. Люди перестают понимать разницу между публичным и личным, а мнение коллективного сознания заменяет личное. Это намного страшнее, т.к. найдены более тонкие пути воздействия на психику человека, которые среднестатистическому человеку не увидеть. Хорошо закончит мысль ложно приписываемое Геббельсу высказывание (по крайней мере по мнению написавшего тезис в Википедии), но оттого не теряющее своей актуальности: «Ложь, повторенная тысячу раз, становится правдой».
— как следствие предыдущего замечания отпадает автоматически.
В заключение хочется отметить. Не стоит забывать, что если сильные мира сего что-то говорят, то это им необходимо для каких-то целей. Увы, но благих и великих целей в рамках правящего аппарата мы не имеем. Не стоит забывать, что интеллигенция в целом — лишь обслуга действующей власти, большая часть которой не постесняется никакой лжи, низости или преднамеренного заблуждения в своей обслуживающей роли. И фраза (прошу прощения за бесцеремонное цитирование комментария) легко обращается в другую сторону, о чем тоже не стоит забывать. Увы, много шлака и мусора в головах людей, и многие цифры, разоблачающие ужасы советского прошлого не выдерживают не только проверки архивами, но и банальной математики, подкрепленной критическим мышлением и здравым смыслом. На этом выдохся, но обещаю становиться сильнее и выносливее)
Желаю автору творческих успехов!
Открыт для дискуссии!
С уважением, Дмитрий Х.
Дмитрий, здравствуйте. Рад, что мой скромный блог дал вам возможность вытравить пар и высказать все, что накипело. Прочитал все это со смешанными чувствами: кажется, вы сами придумали врага и сами его разоблачили. И за стройностью слога, я, к сожалению, не увидел стройности мысли. Надергали фраз из контекста, истолковали, как нравится, и славно. Тоталитарных режимов в ХХ веке не было, антиутопии не отсылали к реальным режимам, интеллигенция — обслуга для власти (вы — тоже обслуга? здравствуйте), до чего еще договоримся? За смелостью суждений я не вижу никакой оригинальности, ни ветерка свежих идей, чувство такое, будто отсидел тридцать минут на политзанятиях. Советский дискурс торчит из вашего поста, как красные трусы из-под штанов, уж простите.
Серьезно, я не против советского, в той стране во второй половине века было много хорошего, социалистического и гуманного. Мне не нравится однобокая полярная позиция, меня не устраивает толкование мира в контексте «я» — «не-я» и «свой-чужой». К сожалению, предлагаемая дискуссия уходит далеко от литературы — в области политики и пустой софистики. Давайте сойдемся на том, что каждый останется при своем — мне вас переубеждать не в чем, а вы меня такими сомнительными аргументами не переубедите ни разу.
И да, увидав вашу подпись, чуть обомлел: Х. — это случайно не «Хаустов»?
Доброго утра) Увы, невозможно впихнуть невпихуемое в формат одного комментария) А накипело — это точно! Сейчас чуть ли не из каждого угла кричит пропагандистский рупор, а люди попирают свое прошлое. Остается молчать и терпеть, так как докричаться сквозь плотную и раскаленную атмосферу у меня не получается. Зато со стороны — прекрасная трагикомедия разыгрывается. Хотя финал будет печален и немного предсказуем.
Выражаясь литературно, я слуга науки) И вынужден подчиняться чиновникам (страшное дело) и «безумному принтеру», что на Охотном ряду, дом 1. Жаль, что мысль моя была не была замечена, однако, я старался преподнести её максимально целостно. Писал о том, что лично прочувствовал и как был понят текст. Возможно, я пока не понимаю правил литературной дискуссии, в отличие от научной. Но согласен, продолжение выйдет далеко за формат блога. И с тем,что не стоит продолжать.
Насчет вашего предположения. Я не тот о ком вы подумали =) И даже не знаменит. Просто Дмитрий; один из многих Х. Стал иногда подписываться так из-за активных переписок, а теперь входит в привычку.
Мне вот что интересно. Не хотелось ли вам разобрать научно-популярный жанр? Это же огромный пласт литературы, а в последнее время, в связи с активной деятельностью ярких популяризаторов он становится довольно популярным, прошу прощения за тавтологию)
P.S. Не могу не оставить маленькую ремарку. На счет «Тоталитарных режимов в ХХ веке не было» — такого нет в моем комментарии, как нет и «антиутопии не отсылали к реальным режимам». Более того, явно были высказаны мысли о том, что (а) необходимо заранее обосновать понятие тоталитарного строя (но это выльется в научный дискус), (б) я не считаю советский строй тоталитарным на протяжении всей его истории и (в) многие писатели, пытаясь отсылать к «другим режимам» в итоге преднамеренно или нет отсылали к «своим режимам».
Дмитрий, я ни в коем разе не подразумевал, что советский строй на всем своем протяжении был тоталитарным, в виду имелся один конкретный, всем хорошо известный период. То же самое и с аналогичными периодами в других странах. Прилагательное «социалистический» применено в том контексте, что тоталитаризм в ХХ веке расцвел на почве партий левой направленности, не более того.
Что касается вашего душевного состояния, я его прекрасно понимаю и разделяю, потому как сам испытываю нечто подобное. Происходящее вокруг напоминает дурную пьесу бесталанного автора, и любому здравомыслящему человеку хочется вычленить здесь хоть какую-то логику, хоть где-то починить съехавшую набекрень реальность. Я не знаю, как справляются остальные, но у меня есть отдушина — в меньшей степени, этот блог, в большей — то, что я втихомолку пишу, но никому не показываю. Могу посоветовать и вам тот же прием — облекать наболевшее в художественную форму, сразу увидите, как станет легче.
К научно-популярной литературе, которая, действительно, испытывает сейчас серьезный подъем, я отношусь прохладно. Меня всецело занимает именно проза художественная; на что-то другое у меня попросту нет времени — толщина книг, которые еще предстоит прочесть, исчисляется тысячами страниц. По этой причине я при всем желании не смогу что-либо осветить — не хочу с умным видом говорить о том, в чем ни капли не разбираюсь.
Когда читал архетипичную схему, в голове постоянно вертелся сюжет фильма «Эквилибриум». Много раз его смотрел, но даже как-то не приходило в голову, что он, оказывается, столь строго следует канону. Есть там и Герой, и Инквизитор, и Учреждение, и Старый дом, и Книга... словом, всё, как и полагается в истинной антиутопии.
Serge Renard, ну сценарист и режиссер тоже не пальцем деланы, шарят в культурном коде 😀
Спасибо за нужный и познавательный материал. И, непосредственно, автору сайта, и Дмитрию Х. У меня подруга написала роман, который упорно называет антиутопией, но там нет ни одного персонажа и места действия из указанных в статье. Есть противостояние двух систем, каждая из которых была сформирована в определенных условиях и назвать одну белой, а другую черной нельзя. Я интуитивно, не зная определений, отказывалась считать это антиутопией. Теперь поняла в чем дело. В задумках есть комбинация наподобие «Теллурии», но с другим конечным результатом.
Дмитрий, мне ваша позиция очень близка, может быть потому, что долгое время я имела отношение и общение с научными кругами. Научно-популярная литература сейчас получила новое ответвление — научно-художественная. Она интересна тем что допускает наличие единого сюжета, персонажей и даже интриги и конфликта для объяснения тех или иных явлений и терминов.
Немного о наболевшем: о роли интелегенции. Для меня важно не определение, а суть явления. Лижущих интимные места у власти придержащих хватало всегда и во всех слоях общества. Интелегенция всегда была на виду из-за умения говорить и писать понятно для многих. Поэтому часто становилась козлом отпущения. Но, я считаю (сугубо моя точка зрения) все зависит от позиций власти и позиций личности, гибкости и приспособляемости и тех и других. Можно кричать на каждом углу какой плохой Сталин, Советский Союз, Горбачев, а можно молчать в тряпочку и тхо делать свое дело — выпуская массовыми тиражами книги и том же самом, но с точки зрения злободневных проблемм.
Админ200, спасибо за сайт и крайне интересные разборы и дискуссии.
МТА, спасибо на добром слове, вы все верно сказали. Добавлю лишь вот что: говоря о роли интеллигенции, не стоит забывать и о волчьих законах современных масс-медиа, а также об особенностях человеческого восприятия. Я имею в виду существующий в широком медийном пространстве искусственно навязанный отбор, отметающий неугодных персон и неугодные мнения на периферию зрительского внимания. Но стоит ли сводить к этой вечно довольной, конформистской витрине всю интеллигенцию? Очевидно, что нет.
Согласна, но судят о всех именно по отметающей всю чуждость макушке. Слишком она выпячивает свою сушность и претендует на всезнание.
От нее это мнение, что все плохо, а будет еще хуже. Она источник появления постапокалиптических «антиутопий». Верьте, мол, в это а надеяться наторжество разума — глупо.
Здравствуйте мои уважаемые друзья. Я — Даня Елисеев. Скажу честно и как есть: мне сегодня захотелось опять попробовать понять слово антиутопия. Я попал сюда. И окунулся. Вы знаете... Вы все для меня — Титаны Мыслей. Так я Вас называю. Как же могущественно Вы все мыслите. Буду рад мыслить и формулировать свои предложения так же Величественно, как Вы. Спасибо.