Ирония в литературе постмодернизма

Сегодня мы продолжим разговор о признаках литературы постмодернизма, и на очереди вторая из наиболее заметных особенностей этого литературного и культурного течения – ирония. В одной из прошлых записей мы уже разобрались с понятием интертекстуальности. Постмодернистская ирония гармоничным образом вытекает из поля интертекста. Используя в своих трудах мотивы, сюжеты и мысли писателей прошлого, авторы-постмодернисты обращаются к иронии, как к способу переосмыслить и переиграть опыт ушедших поколений в современных реалиях. Ирония присуща и жанру пародии, который также произрастает на плодородной почве интертекста. Словом, ирония – есть неотъемлемая черта литературы нового времени, и об ее особенностях мы сегодня и поговорим.

Ирония.

Как уже было сказано, ирония является одной из отличительных черт литературы постмодернизма. Ирония в современной прозе имеет двоякое происхождение, двойные корни. Во-первых, это интертекст. Перекличка с чужими текстами немыслима без здравой доли иронии. Еще Ихаб Хасан (писатель и теоретик литературы, создатель известной таблицы различий модернизма и постмодернизма), рассматривая развитие американской литературы после 1945 года, говорит о ее движении от правдоподобия и предметности к гротеску, фантазии и абсурду, где огромную роль наряду с гибкостью формы и затемненностью играет также и ирония. Во-вторых, ирония является прямым ответом на стереотипы массовой культуры. И в нашем случае это даже более важно, чем все остальное.

Погружаясь в вопрос глубже, мы можем заметить, что ироническое мировосприятие, ироническая позиция является привычной для современного человека. Массовая культура посредством рекламы, видео, глянца и кино постоянно провоцирует в нас комплекс понятных чувств, которые можно прозрачно охарактеризовать как жажда наслаждений или фантазм сексуальности. В ход идет выпячивание чисто физических признаков (культ тела, преувеличение молодости и здоровья, возгонка наслаждения, визуализация сексуальности и, напротив, инфляция мужского начала) и умаление нравственной и интеллектуальной составляющих жизни. Весь этот контекст массовой культуры здорово подогревает комплексы обычного человека, который просто не в состоянии выдержать сравнения с иконами рекламы и кино. Таким образом, из-за перманентного разрастающегося комплекса неполноценности окружающий мир начинает восприниматься через призму иронии. Мышление, оценки, суждения, а, значит, и тексты приобретают ироническое толкование.

Многие понимают иронию постмодерна как радикальную иронию, скептическую, подрывающую стереотипы, банальности и привычки людей. Сам характер постмодерна, строящегося, во многом, на обыгрывании разного рода мифологем и стереотипов масс. культуры, приводит к тому, что ирония приобретает характер некоего провокационного жеста в отношении сложившегося образа жизни и стиля мышления людей. Ирония не имеет ощутимых границ, она отзывается критицизмом на любое табу, на любые условности и стандарты, подрывает всякую легитимность. Но делает свое черное дело не в лоб, не прямолинейно.

Зачастую суть радикальной иронии сводится к игре. Она существует не ради серьезных умозаключений, а ради самой игры. Игра давно стала частью современной культуры, перегруженной знаками, вещами, образами, текстами и информационными потоками. В ситуации, когда все уже сказано и сказано всеми возможными способами, ироническая игра вводит некий добавочный компонент, вторичное значение, которое принято обозначать словом «мета» – метаирония, метаязыковая игра (или «пересказ в квадрате» У. Эко).

Понятие метаязыковой игры прекрасно поясняет У. Эко. Если в системе авангарда для того, кто не понимает игру, единственный выход – отказаться от нее, то в системе постмодернизма можно участвовать в игре, даже не понимая ее, воспринимать ее совершенно серьезно. В этом отличительное свойство иронического творчества. Здесь для понимания текста требуется не отрицание сказанного, а его ироническое переосмысление. Умберто Эко пишет, что позиция писателя напоминает положение человека, влюбленного в очень образованную женщину. Он понимает, что не может сказать ей «люблю тебя безумно», потому что сознает, что она понимает, что подобные фразы – клише, романные банальности. Однако выход есть. Он должен сказать: «По выражению розовых романистов, люблю тебя безумно». Он избегает деланной простоты и прямо показывает ей, что не имеет возможности говорить просто и прямолинейно; и, тем не менее, он доводит до ее сведения то, что собирался довести. Если женщина готова играть в игру, она поймет, что объяснение в любви осталось объяснением в любви. Ни одному из собеседников простота не дается. От уклончивости уже никуда не денешься, оба сознательно и охотно вступают в игру иронии. Постмодернизм использует стереотипы, но не принимает их всерьез, отвергает их стертое значение, он с удовольствием играет словами поверх того, что известно. Поэтому радикальная ирония – это еще и игра в иронию.

Черный юмор.

Черный юмор, глубоко вросший в текстовое поле постмодернизма, проистекает примерно из тех же источников, что и ирония. Его можно обозначить и как модификацию иронии. Изначально в эстетике сюрреализма черный юмор служил этаким бронебойным снарядом, тараном, сносящим стену закостенелых общечеловеческих представлений и повседневной рутины. В современной литературе его роль углубилась. Теперь черный юмор вернее рассматривать как ход, провоцирующий ощущение тотального хаоса, опрокидывающий любые легитимные учреждения, общественные ценности и – иллюзии. В своих функциях он множественно перекликается с иронией.

Черный юмор складывается в литературе американского авангарда 60-х годов в творчестве Д. Барта, Д. Бартелми, Д. Хоукса, Т. Пинчона. В послевоенной Америке, охваченной идеологической истерией, страхом ядерной войны, разгулом преступности и насилия, его истоком стали настроения отчаяния и мрачного комизма. С другой стороны, сказывалось влияние новорожденного общества потребления с его бездуховностью, прагматизмом и вульгарностью жизни.

Пастиш.

Говоря об иронии в постмодерне, невозможно не упомянуть пастиш.

Пастиш – это художественный прием, ставший в постмодернизме одним из центральных, заключающийся в создании сознательно деформированной литературной копии, акцентирующей те или иные черты оригинала. Объектами пастиша могут стать сюжеты, авторский стиль, даже целые художественные течения и школы. Ирония и понимание пастиша доступны лишь людям, знакомым с первоисточником, объектом копирования.

Пастиш является постмодернистской трансформацией пародии. Отличие заключается в том, что пастиш лишен какой-либо сатирической и комической подоплеки, это практика нейтральной стилистической мимикрии. Пастиш красноречиво называют пустой пародией, статуей со слепыми глазами. Однако отсутствие сатирической составляющей внутри текста не означает, что иронии нет вовсе. Пастиш является своеобразной интертекстуальной игрой и преследует те же цели, что и радикальная ирония. Он обращен против иллюзорного статуса масс-медиа, банальностей и закостенелых устоев общества.

Более подробно о пастише и других приемах постмодерна – в следующих статьях блога «ЛМ».

Заключение.

Ирония – это важная, неотъемлемая часть литературы эпохи постмодернизма. Она приобретает самые разнообразные формы, выполняет разные функции (пародийную, игровую, подрывную). Воспринимать иронию однозначно в контексте одной лишь насмешки нельзя уже очень давно. Ирония давно не является каким-то привнесенным элементом текста, ирония – особенность мышления современного человека. Таким образом, прилагаемая к тексту и творчеству, ирония придает добавочные смыслы самой структуре текста и письма.

На этом все на сегодня. Оставляйте свои мнения, вопросы и пожелания в комментариях. Подписывайтесь на обновления блога, чтобы быть в курсе выхода свежих статей. До скорой встречи!